Отвороты

Распутин). Тема защита природы в современной прозе (в. Астафьев, в. Распутин) Текст научной работы на тему «Философская концепция мира и человека в повести Виктора Астафьева «Царь-рыба»»

Глыба, Исполин, Джомолунгма, Везувий и просто мой земляк - Виктор Петрович Астафьев! Прости, Виктор Петрович, что не читал тебя раньше по глупости своей и ограниченности. Но всему свой час и пришёл тот момент, когда я взял в руки книгу Красноярского книжного издательства 1978 года "Царь-рыба" - повествование в рассказах. Книга порядка 400 страниц, не самой лучшей бумаги, но как же я с ней сроднился! При достаточно обычном темпе чтения "Царь-рыбу" можно прочитать за 2, максимум за 3 дня. Я же растянул это удовольствие на, что-то в районе 10 дней и не потому что был слишком занят, а по причине упоения каждым рассказом, каждой строчкой! Временами приходилось не просто, поскольку рыбалка и охота не моя тематика, но тем ценнее книга, когда писатель обращает тебя в свою веру.

Безусловно задаёт тон и является своего рода трамплином к последующему чтению, первый рассказ "Бойе". Бойе - это имя собаки. Такое вот редкое имя, как впрочем и имя человека Аким, который не будет сторонним наблюдателем в других не менее значимых рассказах "Царя-рыбы". Думаю тех кто читал, особенно в юном возрасте, этот рассказ "Бойе", равнодушным уж точно не оставил, а возможно кого-то и пробрал до печёнок, до косточек! И правда, рассказ не только очень выразительный в художественном смысле, но и мощный по своей сути. Одним словом - один натянутый нерв. А ведь потом, чтобы как-то немного успокоить нервную систему читателя, последует рассказ "Капля" и то будет настоящее произведение искусства, сродни лучшим рассказам Константина Паустовского и Михаила Пришвина.

Капля ещё не родилась, ещё не успел увидеть её Астафьев, но он уже подобрался вплотную к этому мгновению. Об этом свидетельствуют следующие мысли из книги:
"...Все мы, русские люди, до старости остаёмся ребятишками, вечно ждём подарков, сказочек, чего-то необыкновенного, согревающего, даже прожигающего душу, покрытую окалиной грубости, но в серёдке незащищённую, которая и в изношенном, истерзанном старом теле часто ухитряется сохраняться в птенцовом пухе". Но это пока только ощущения и житейско-философские наблюдения писателя, когда он сидит у костра в лесу или в городской квартире. Однако жажда жизни, жажда сохранить в памяти прекрасное, дарованное матушкой природой, вкупе с талантом, уже тихой сапой подбираются к тому, чтобы передать людям знание о земле, о лесе, о цветке и, наконец, о...капле...

"...я почувствовал вершину тишины, младенчески пульсирующее темечко нарождающегося дня - настал тот краткий миг, когда над миром парил лишь божий дух един, как рекли в старину. На заострённом конце продолговатого ивового листа набухла, созрела продолговатая капля и, тяжёлой силой налитая, замерла, боясь обрушить мир своим падением. И я замер..."

И уже набрав некоторую высоту, хотя рассказ по своему сюжету уже близится к концу, Виктор Петрович, вновь не позволяет сознанию, мозгу, душе уснуть убаюканный неспешным повествованием.

"...Звёзды всегда вызывают во мне чувство сосущего, тоскливого успокоения, своим лампадным светом, неотгаданностью, недоступностью. Если мне говорят: "тот свет", - я не загробье, не темноту воображаю, а эти вот мелконькие удалённо помаргивающие звёздочки..."

Это уже второй рассказ, который подобно волне Анисея, как говаривали в старину и как писал Виктор Астафьев, подхватывает тебя бурным и стремительным течением, чтобы ты не закрыл книгу, а в полной мере смог насладиться русским прекрасным языком, мастерством писателя и пониманием основ жизни и бытия. А в том, что Виктор Петрович знал то, о чём писал, сомневаться не приходится.

"Царь-рыба" состоит из 2-х частей. Про первую я уже мало-мальски сказал, что же до второй, то меня более других затронул рассказ "Сон о белых горах". В нём уже незримым взглядом можно увидеть Астафьева романтика. Рассказ о двух людях, Акиме и Эле. Трогательный и суровый одновременно. И это просто здорово!

А разве плох рассказ "Уха на Боганиде" ? Рассказ о девочке Касьянке, её матери и братьях. Касьянка, которая в свои младые лета, чуть ли была не за главную в семье. Правильная и не по возрасту мудрая, надёжная и верная, тонко чувствующая, как быт, так и мужскую психологию. Вместе с тем, девчушка Касьянка иной раз выдавала такие перлы, от которых градус настроения в виде улыбки и доброго смеха, резко поднимался вверх. А говорю я об одной песенке, которую она частенько певала, не ведая сызмальства о чём идёт речь: "Далеко-о-о-о из КалЫмског краю, шлю, маруха, тИбе я привет". Разве она не чудо?

Что сказать в итоге? Монолитное и монументальное произведение. Отечественное наследие русской литературы и культуры.

P.S. В конце книги ряд философских мыслей, многие из которых общеизвестны и стали избитыми истинами. Но вот одна такая мысль, явно не страдает термином под которым понимают, набившую оскомину: "Время обнимать и время избегать объятий".

«Человек разрушит мир скорее, чем научится в нём жить» (В.Швебель)

Человек – часть природы, её творение. Он пользуется щедрыми дарами природы, наслаждается красотой её пейзажей. Но, к сожалению, не всегда разумно и бережно относится к ней. В чистые реки сбрасывают отходы различных производств, вырубают вековые леса, осушают озёра с рыбой, пускают реки по другому руслу. Человек деловито подрубает сук, на котором сидит, не осознавая этого. А ведь без чистой воды и воздуха, без плодородной, живой земли человечество обречено на медленную и мучительную смерть. И природа, вынужденная защищаться от агрессии человека, начинает ему мстить. Она мстит наводнениями, землетрясениями и другими, не менее страшными, бедствиями.

Русскую литературу всегда интересовала проблема взаимоотношений человека и природы. Писатели восхищались красотой родной природы, показывали тесную взаимосвязь между человеком и природой. С 20 века внимание писателей направлено также на экологические проблемы. Особенно острое и пристальное внимание к проблеме экологического бедствия, варварскому отношению человека к природе, к “братьям нашим меньшим” уделял в своем творчестве замечательный писатель Валентин Григорьевич Распутин. В повести «Прощание с Матёрой» он показал, как жесток и безжалостен может быть человек ко всему живому на пути к осуществлению своих целей.

Триста лет стояла деревня Матера, а сколько лет острову, на котором она стоит, никто не знает. И вот люди решают, что проблему обеспечения района электроэнергией можно решить, только затопив ее, как в свое время были затоплены сотни больших и малых сел, деревень, станиц, хуторов, городов. Уничтожению деревни противятся не только люди, сама природа как бы отдаляет последний срок затопления Матеры, продляет ей на несколько дней жизнь - посылает в дни последних полевых работ проливные дожди, дает возможность Дарье и ее односельчанам проститься с родной землей, где похоронены их родители, где остаются их корни.

Распутин с огромной любовью и уважением рисует гармоничный мир Матёры, где люди многие годы жили в единстве с природой, не нарушая её покоя, не причиняя ей вреда. Природа кормила не одно поколение жителей Матёры, а теперь её убивают. Плачет природа, символизирует которую маленький потешный зверёк по кличке Хозяин.

Жители Матёры, старики и старухи, тоже часть Матёры. Их жизни тоже будут разрушены и брошены под ноги прогрессу, призванному преобразить природу на благо человеку. Но возведение ГЭС, в результате которого будет затоплен остров Матёра, разорение кладбища, сожжение домов и леса – всё это больше похоже на войну с миром природы, а не на его преображение.

Не случайно у Распутина и название острова – Матёра. В этом слове слышится слово «мать». Матёра-мать символизирует в произведении природу. Значит, и отношение человека к природе должно быть, как к матери, бережное и заботливое. К сожалнию, молодое поколение в повести утратило чувство родства не только с родной землёй, но и с близкими людьми.

Повесть Распутина заканчивается трагически. Люди разрушили прекрасный, поэтичный мир Матёры. Люди без души и без Бога, разрушая гармоничный мир природы, обречены и на разрушение самих себя. И, как это ни горько, слова Вильгельма Швебеля оказываются пророческими: «Человек разрушит мир скорее, чем научится в нём жить».

Тридцать лет назад, в 1976 году, журнал «Наш современник» опубликовал повествование в рассказах «Царь-рыба» Виктора Астафьева. И в том же году – повесть Валентина Распутина «Прощание с Матерой». Два этих очень разных произведения быстро превратили в визитку советской прозы в ее, условно говоря, «деревенском» изводе, а из Распутина и Астафьева сделали чуть ли не сиамских близнецов вроде Бойля – Мариотта или Ломоносова – Лавуазье. Что было, конечно же, большой ошибкой.

Тридцать лет назад критика не заставила себя ждать. «Литературное обозрение» оперативно провело круглый стол по «Царь-рыбе», а вскоре напечатало развернутую рецензию Елены Уманской на распутинскую повесть. Грех грузить читателя унылыми воспоминаниями о советской критике, но уж тема того требует.

В общем котле

На «Царь-рыбу» были приглашены филологи, писатели, а также представители отраслей «по теме» (экология, туризм, биология). Не обошлось и без гласа народного в лице рабочего-электрика. Умеренный авторский отклик на Распутина и коллективное обсуждение Астафьева, где равновесие достигалось дозированием высказываний за и против, по общему духу не сильно разнились.

Итак, «хорошо»: писатели защищают человеческие ценности, болеют за родную природу. «Плохо»: писатели как-то уж слишком симпатизируют прошлому и не дают позитива. Об Астафьеве: «Нам мало поклонения природе, нам нужно гораздо большее. Мне кажется, писателю важно было бы увидеть и других героев современности, а не одних только охотников и рыбаков. Разве не важна была бы в произведении данной темы, скажем, фигура молодого ученого, который уходит, допустим, из физики в экологию?» (Эколог, он же кандидат философских наук.)

О Распутине: «…Прощание с Матерой», на мой взгляд, свидетельствует, что художественная система писателя нуждается в каких-то новых, соответствующих широте и современности проблемы горизонтах и масштабах».

Так и варили Астафьева и Распутина в общем котле «деревенщиков» вместе с Ф. Абрамовым, Е. Носовым, В. Беловым, В. Шукшиным, Б. Можаевым и другими.

Но вот в 2000-м году Александр Солженицын, вручая Распутину премию Александра Солженицына, переложил всех их скопом в другой, общий же, котел: «На рубеже 70-х и в 70-е годы в советской литературе произошел не сразу замеченный, беззвучный переворот без мятежа, без тени диссидентского вызова. Ничего не свергая и не взрывая декларативно, большая группа писателей стала писать так, как если б никакого «соцреализма» не было объявлено и диктовано, – нейтрализуя его немо, стала писать в простоте, без какого-либо угождения, каждения советскому режиму, как позабыв о нем.

В большой доле материал этих писателей был – деревенская жизнь, и сами они выходцы из деревни, от этого (а отчасти и от снисходительного самодовольства культурного круга, и не без зависти к удавшейся вдруг чистоте нового движения) эту группу стали звать деревенщиками. А правильно было бы назвать их нравственниками – ибо суть их литературного переворота была возрождение традиционной нравственности, а сокрушенная вымирающая деревня была лишь естественной, наглядной предметностью».

Слава богу, ни тот, ни другой термин в силу своей дикости не прижились в языке. А было бы забавно: «Вы любите писателя-нравственника Распутина? – Нет, мы любим писателя-безнравственника Трифонова», и так далее.

Найди сто отличий

У «Царь-рыбы» и «Прощания с Матерой» общее только время выхода в свет и тема гибнущей деревни, и не более того. Астафьев и Распутин – абсолютно разные писатели, и подверстка «по теме» призвана была эту разницу затемнить. У Распутина Матера гибнет, потому что государственные планы о с у щ е с т в л я ю т с я. У Астафьева наоборот: «Все кончилось однажды и разом. Стройку дороги, которая через все Заполярье должна была пройти, о с т а н о в и л и (разрядка моя. – ред.). И опустела Боганида».

Однако недобдели идеологи: выходит, именно неосуществление госплана сгубило поселок! А вот еще одно поверхностное как будто различие, скрывающееся за сходными образами. Астафьевская царь-рыба противоборствует человеку, но и оказывается с ним в единении, на одном крючке. И в конечном счете «объясняет» человеку, что он тоже часть природы, и «заставляет» его покаяться.

У Распутина «группа зачистки» (как сейчас сказали бы) пытается уничтожить царь-дерево, но могучий листвень не поддается ни пилам, ни огню. Он остается непокоренным людьми-врагами. Надуманность этого образа была замечена даже прагматичной советской критикой: «Что с того, что легендарный листвень не поддается рукам «пожогщиков», когда вся деревня – сплошное пожарище? Разве только стойкость лиственя должна как-то скрасить мрачную картину, выразить силу и бессмертие «материнского духа»? Но картина-то весьма реальна, а листвень всего лишь символ…»

Между тем Астафьева в символичности царь-рыбы не упрекнули, опять прозевали. Царь-рыба не просто символ, а символ, имеющий библейские и еще более древние корни. К архаическому сознанию апеллирует сам «рисунок»: «Что-то редкостное, первобытное было не только в величине рыбы, но и в формах ее тела, от мягких, безжильных, как бы червячных, усов, висящих под ровно состругнутой внизу головой, до перепончатого, крылатого хвоста – на доисторического ящера походила рыбина…» Но тут, будучи все-таки советским писателем, Астафьев спохватывается и (от имени героя) договаривает: «…какой на картинке в учебнике у сына нарисован».

«Царь-рыба» – не повесть, не роман, но «повествование в рассказах». Астафьев: «…если бы я писал роман, я писал бы по-другому. Возможно, композиционно книга была бы стройнее, но мне пришлось бы отказаться от самого дорогого, от того, что принято называть публицистичностью, от свободных отступлений, которые в такой форме повествования вроде бы и не выглядят отступлениями».

Распутинское «Прощание с Матерой» написано в чисто художественном жанре повести. Между тем художественность «Матеры» кукожится под гнетом публицистических идей, а защищающий свое право на публицистичность Астафьев создает художественные образы.

Перечитывать «Матеру» сегодня мучительно: из-под каждого образа так и норовит выглянуть «нравственная» подкладка, пришитая автором где похуже, где получше. Зато все поддается безупречной раскладке по полочкам: образ такой-то свидетельствует о том-то, образ этакий символизирует вот оно что, а образы тех призваны осудить то-то и то-то, в отличие от образов таких-то, заставляющих восхищаться тем-то.

С Богом вообще у Распутина страшная путаница. Главная героиня в курсе существования Бога (пользуется время от времени прилагательным «христовенький»), однако носителем всего святого является именно она, а не какие-то там непонятные силы, именно она формулирует законы жизни. Более того: « – Завтра и поджигай, поджигатель, – остановила его с в е р х у Дарья суровым с у д н ы м голосом.» Разрядка, конечно, моя.

У Астафьева тоже есть образы публицистические: оголтелые браконьеры или расхристанные дети цивилизации, эгоистичные и беспомощные. Однако эти «плакатики» появляются эпизодически, и персонажи здесь, как правило, безымянны – но автор ведь сам изначально назначил им публицистическое место. «Основные» же герои далеки от декларирования нравственных законов, да и автор-рассказчик нечасто впадает в грех морализаторства.

А природа, а звери? У Астафьева – все живые, с характером, со своими красками, а живее всех – «символическая» царь-рыба. У Распутина – выморочный «хозяин острова», мистический зверек («маленький, чуть больше кошки, ни на какого другого зверя не похожий»), «воплощение рока», как решили критики. «Он видел, подобрав опять глаза к Петрухиной избе, как завтра придет сюда Катерина и будет ходить тут до ночи, что-то отыскивая, что-то вороша в горячей золе и в памяти, как придет она послезавтра, и после… и после… Но он видел и дальше…» Вот такое – ни рыба ни мясо – а око всевидящее и всезнающее: «На то он был и Хозяин, чтобы все видеть, все знать и ничему не мешать.» Не у одного Хозяина такие способности, еще – у главной героини, сравним: «Но видела, видела Дарья и то, что было за лесом… Видела Дарья на память и дальше…» – парит автор.

Здесь всего лишь предпринята попытка выудить из «общего котла» произведения тридцатилетней давности, поэтому и задача была условна: что-то вроде «найди сто отличий на одинаковых картинках». А в итоге оказывается: картинки были разными.

Те же избушки тридцать лет спустя

Большой советский морок – ставить особняком «литературу о деревне». Вопрос здесь не только в убогости классификации литературы по темам, а в том, что такое деление гробило многое, программировало самих писателей на ходульность, на узкую публицистичность.

Сегодня при словах «деревенская проза» всплывает лишь одно имя: Борис Екимов, время от времени подбавляющий текстов «еще к вопросу о народном характере». Хотя есть кое-что другое. В «Дружбе народов» (в июне минувшего года) дебютировала Ирина Мамаева с повестью «Ленкина свадьба». Повесть молодой писательницы – вызов «деревенской» прозе в духе Бориса Екимова. Вот примерные составляющие нынешнего литературного плача по деревне: разруха, пьянство, бегство молодежи, распад семьи, отсутствие всего насущного, не говоря уж об идеалах.

Герои по-советски иллюстративны – они жертвы Большой Политики и общего падения нравов. А Мамаева не смакует деревенский апокалипсис, хотя весь набор проблем присутствует. Деревня тут – самодостаточный мир; никто из героев своим видом не намекает на исторические язвы. Персонажи повести – н о р м а л ь н ы е, полноценные люди.

Да, они ощущают себя негородскими, но в этом нет ни ущербности, ни дешевого хвастовства: мы, дескать, кормильцы! Главная героиня, Ленка, немножко «чучело»: не находит общего языка со сверстниками, даже ноги брить не умеет. Но – наделена даром любви и самопожертвования, и она счастлива, и даже не «по жизни», а именно полнотой ощущения этой жизни. Ни место, ни время не могут сделать человека счастливым или несчастным – только он сам.

Хорошая история с Ириной Мамаевой имеет, увы, продолжение. В первом на нынешний год номере «Дружбы народов» еще одна ее повесть – «Земля Гай». Стандартная ситуация (старухи и алкоголики, хозяйство развалено, нищета) – в живых веселых картинках. Но что-то немного не то и не так. И, наконец, прорвалась рыдающая публицистика: «Вот он – наш Гай. Милый, знакомый до боли, родной. Политый слезами. Потом и кровью людскими. Долгими северными дождями. Такой, какой он есть, такой, каким видим его мы. Здесь дом наш, здесь – жизнь наша, здесь – все, что у нас есть, и все, что нам надо. Доля наша, наша ноша – подарок наш и благословение».

Велик и могуч советский морок. Грустно.

Ключевые слова

AUTHOR"S CONCEPTION / ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА / ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ КОНФЛИКТ / ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО И ПРИРОДА / АВТОРСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ / НРАВСТВЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ / БЕЗДУМНЫЙ ПРОГРЕСС / НАДВИГАЮЩАЯСЯ КАТАСТРОФА / PHILOSOPHICAL PROBLEMS / ARTISTIC CONFLICT / HUMAN COMMUNITY AND NATURE / MORAL PROBLEMS / THOUGHTLESS PROGRESS / APPROACHING CATASTROPHE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы - Тимофеева Наталья Васильевна

Рассматривается философская проблематика повести Виктора Астафьева «Царь-рыба». В повести так же называется одна из глав, философский смысл которой состоит в том, что человек должен и будет держать ответ за бездумное отношение не только к природе, но и к себе подобным. Основной художественный конфликт в повести столкновение человеческой коллективности, солидарности и агрессивности личной воли, использующей людей в своих целях. В иерархии ценностей человеческого общежития для В. Астафьева одной из высших является открытость состояние, в котором человека отпускает сковывавшая его напряженность, душа смягчается, открывается навстречу другому человеку и окружающему миру. Именно в этом состоянии чаще всего между людьми протягиваются нити доверия и приязни, усиливается чувство причастности ко всему происходящему в человеческом сообществе и природе . Астафьев подчеркивает безотрадные результаты попыток возродить гармонию отношений человека и природы. Однако у него все же остается надежда на то, что есть еще на земле люди, заслужившие «высший сан на земле называться человеком», что зерна любви, «уроненные доброй рукой в родную слезами и потом орошенную землю, всенепременно дадут всходы». Библиогр. 3.

Текст научной работы на тему «Философская концепция мира и человека в повести Виктора Астафьева «Царь-рыба»»

ББК 83.3(2 Рос=Рус)6-022

Н. В. Тимофеева

ФИЛОСОФСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МИРА И ЧЕЛОВЕКА В ПОВЕСТИ ВИКТОРА АСТАФЬЕВА «ЦАРЬ-РЫБА»

Повесть Виктора Астафьева «Царь-рыба» была опубликована в журнале «Наш современник» в 1976 г., хотя отдельные главы появились в печати еще в 1973 г.

Основная философская проблематика заключена в главе «Царь-рыба», название которой является и названием повести. Философский смысл данного рассказа состоит в том, что человек должен и будет держать ответ за бездумное отношение не только к природе, но и к себе подобным.

В историко-литературном плане повесть «Царь-рыба» во многом - явление «деревенской прозы», но этим не исчерпывается ее значение. Она составляет ту часть «деревенской прозы», в которой проблемы деревни отступают на второй план. В 60-80-е гг. XX в. такого рода произведения составили целый пласт русской литературы: «Комиссия» С. Залыгина, «Прощание с Матерой» и «Пожар» В. Распутина, «Белый пароход» и «Плаха» Ч. Айтматова, «Жила-была Семужка» Ф. Абрамова и др. В этих произведениях рассматриваются взаимоотношения человека и природы во всей, обнажившейся к исходу XX столетия, остроте и неприглядности.

Восторг перед величием природы, соотнесение мимолетной земной человеческой жизни с бесконечной и бессмертной природой мы находим в русской классике, в стихотворениях Г. Державина, А. Пушкина, М. Лермонтова, в прозе И. Тургенева, С. Аксакова, Л. Толстого и других русских писателей и поэтов. Но с начала XX столетия становится очевидной опасность гибели природы, исчезновения ее красоты и величия под натиском «стальной конницы» технического прогресса, недостаточное развитие которого преподносится как безусловное доказательство экономической и общественной отсталости России. Отторжение слепого преклонения перед прогрессом наметилось в произведениях А. Куприна, А. Толстого, С. Есенина, М. Булгакова, А. Платонова, М. Пришвина, К. Паустовского... Русская литература XX в. настороженно встретила идею машинного рая, а потому имеет единую антитехнократическую направленность.

В рассказе «Капля» (одной из глав повести «Царь-рыба») повествователь из искалеченных «прогрессом» мест попадает в мир девственной природы. Там, при виде готовой упасть и обрушить гармонию мироздания капли - символа хрупкости, красоты и величия природы, герой-рассказчик размышляет: «Нам только кажется, что мы преобразовали все, и тайгу тоже. Нет, мы лишь ранили ее, повредили, истоптали, исцарапали, ожгли огнем. Но страху, смятенности своей не смогли ей передать, не привили и враждебности, как ни старались.» .

«Деревенская проза», включившись в диалог о природе, техническом прогрессе и человеке, обратила свой элегический взгляд на прошлое русской деревни, где, по мнению «деревенщиков», отношения крестьянина и земли были гармоничными. Экологические проблемы воспринимались в 60-80-е гг. XX в. как следствие распада деревни.

У произведения «Царь-рыба» сложная жанровая природа. Так, Н. Яновский, вслед за автором, называет произведение «повествованием в рассказах», Т. Вахитова - и «повестью», и «повествованием в рассказах»: главы, составляющие произведения, именуются «рассказами».

Название повести берет начало в переосмысленной народной поэзии. Правда, в русском фольклоре тождественного персонажа с таким «именем» нет, но в образе царь-рыбы ощущается древний фольклорный слой, связанный с русскими сказками и преданиями о могучей рыбе. Не менее правомерна ссылка на плодоносную языковую традицию, где понятия «царь», «царский» связываются с понятием главенства, высшей степенью проявления каких-либо свойств или качеств. В астафьевской царь-рыбе, помимо реального природного, фольклорного, литературного наполнения, присутствует еще и предметное материальное, «вещественное». Но эта «вещественность» царь-рыбы, зафиксированная еще В. Далем, - тоже неоднозначна. С одной стороны - это первая рыба, царский «презент» , с другой - это царский «кус», на который соблазнились и претендуют недостойные. Соблазн богатством, вещами - один из распространенных пороков времени появления в свет книги Астафьева. С помощью образа царь-рыбы писатель переводит злободневную для того времени тему борьбы с потребительством в разряд если не вечных, то традиционных для русской словесности. Недаром упоминание о царь-рыбе связывается в повествовании с временами стародавними, дедовскими.

Вложенная в уста чушанского «деда» заповедь представляет собой стилизацию фольклорного текста: «А ешли у вас, робята, за душой што есь, тяжкий грех, срам какой, варначество -не вяжитесь с царью-рыбой. Попадется коды - отпушшайте сразу» . Здесь стилизация - один из приемов пародии. Пародируется фольклорный мотив несокрушимой силы всемогущего существа, а не конкретный фольклорный персонаж. Астафьевская сатира заключает в себе значительный трагедийный элемент.

Предметом сатиры становится здесь и популярный в идеологии Нового времени миф о человеке - царе природы. Астафьев, вероятно, специально напоминает о популярной мифологеме XX в.: «Реки царь и всей природы царь - на одной ловушке» . «Всей природы царь», воплотившийся в лице деловитого, аккуратного, непьющего, почти во всем положительного «механика» Зиновия Игнатьевича Утробина, оказывается не менее уязвимым, чем пойманная им рыба, потому что он браконьер и в прямом, и в переносном смысле. Сюжетная схема «производственной» повести о тяжком «труде» охотников и промысловиков здесь доводится до абсурда и тем самым пародируется: своей «работой» астафьевские охотники, рыбаки и браконьеры приближают не счастливое будущее, а «последний час природы» и свой последний час.

Опасная «работа» Игнатьича вызвана не стремлением избыть голод, обрести кусок хлеба -он его и без того имеет, будучи неплохим работником. И здесь очевиден еще один аспект темы природы, еще один объект сатиры Астафьева: жадность, алчность («ненасытная утроба» - образ просторечия каламбурно соотносится с фамилией героя) заставляют чушанского рыбака грешить против людей и природы. Сниженный образ царь-рыбы олицетворяет и жадность: «Почему же он раньше-то не замечал, какая это отвратная рыба на вид! Отвратно и нежно бабье мясо ее, сплошь в прослойках свечного, желтого жира, едва скрепленного хрящами, засунутое в мешок кожи - все-все отвратно, тошнотно, похабно. Из-за нее, из-за этакой гады забылся в человеке человек! Жадность его обуяла! Сколь помнит себя, все в лодке, все на реке, все в погоне за нею, за рыбой этой клятой» , Страх вынуждает человека видеть отталкивающее в том, что ранее манило царственной красотой и скорым обогащением. Царь-рыба становится навязчивой манией, она близка привидевшейся молодым охотникам соблазнительной Шаманке (глава «Бойе»), недостижимым белым горам. «Царь-рыба» - жажда обогащения, жадность заставляют рисковать жизнью и проливать кровь человеческую и кровь «братьев наших меньших».

Царь-рыба, этот огромный и красивый осетр, составляет один ряд с верной собакой Бойе, с туруханской лилией, с тайгой и населяющими ее охотниками, крестьянами, рыбаками, с автобиографическим героем. Поэтому и ее спасение (как и спасение Игнатьича) в повести символизирует торжество жизни, спасение природы, а значит, и самой жизни от погубления человеком. Царь-рыба превращается в образ универсальный, «всеобъемлющий», объединяющий все главы, сопрягающий противоречивые чувства, мысли, события, персонажей в единое лирикопублицистическое и сказово-лирическое повествование о том, как и почему «забылся в человеке человек». Истоки бед видятся писателю в том, что в погоне за царь-рыбой браконьеры забыли о своем крестьянском происхождении и человеческом предназначении: «На... речке родительский покос дурниной захлестнуло. В библиотеку со школы не заглядывал - некогда. Был председателем школьного родительского комитета - содвинули, переизбрали - не заходит в школу» .

Очевидно, свое название повествование получило не только по самому яркому рассказу, а по самому объемному, значительному символическому образу, родственному и фольклорному прототипу, и литературным образам А. Куприна («Листригоны»), Э. Хемингуэя («Старик и море»). Этот образ полемизирует с образами этих произведениями: «природы царь» у Астафьева не торжествует, доказывая свое превосходство над могучей рыбой, а вымаливает у нее спасение.

В «Царь-рыбе» деревни, как таковой, уже практически нет. Есть поселок Чуш (из множества возможных названий автор избрал комически-каламбурный вариант), сохранились упоминания о Боганиде, упоминаются Плахино, Сушково и другие «становища», промысловые «избушки». В этом можно увидеть северную «специфику» - традиционные для Центральной России и даже юга Сибири многочисленные поселения там - большая редкость. Но можно увидеть и иное. Повествование, за исключением главы «Не хватает сердца», охватывает события послевоенные. Это время демографического переворота, ускоренного либерализацией общественной жизни (снятие ограничений на выезд из деревни), и, как следствие этого, - опустевшие деревни и села.

Свой «вклад» в этот процесс внесли и многочисленные завершенные и незавершенные стройки, с болью и горечью упоминаемые в «Царь-рыбе».

В изображении «ухода» села творчество Астафьева оказалось созвучным творчеству В. Шукшина, В. Распутина («Последний срок», «Прощание с Матерой», «Пожар»), В. Абрамова («Деревянные кони», «Алька», «Братья и сестры») и других писателей. «Всякий раз, когда улетаю из Красноярска и самолет, уделенный носом в пространства, подрожит, понервничает, доведет себя до ярости, взревет диким жеребцом и рванется с Покровской горы, я озреваю родные места.

Судьбе угодно было сделать мне еще подарок - пролетая по скалистому коридору Енисея, самолет иной раз проходит над моим селом, и мне почему-то всегда кажется: вижу я его в последний раз и прощаюсь с ним навсегда» .

Основной художественный конфликт в «Царь-рыбе» развертывается как столкновение добрых начал человеческой коллективности и солидарности, проявления которых писатель постоянно подмечает и выделяет в своих героях, и человеческого индивидуализма. В иерархии ценностей человеческого общежития открытость для В. Астафьева - одна из высших. Есть в «Царь-рыбе» проходящий через все произведение мотив распрямления и вместе с тем умягчения человека, будь то герой или повествователь. Человека вдруг отпускает почему-либо сковывавшая его напряженность, душа смягчается, открывается навстречу другому человеку и окружающему миру. Именно в этом состоянии чаще всего протягиваются между людьми нити доверия и приязни, усиливается чувство причастности человеческому сообществу и природе. Таким людям, как бакенщик Павел Егорович, по наблюдению писателя, свойственны внутренняя свобода, мягкость душевная, в отличие от тех людей, главным пафосом которых стало самоутверждение. Павел Егорович как бы изначально распрямлен, потому что не стремится брать у жизни, но, напротив, готов отдать все свое, «вплоть до сердца». Потому-то, по мысли писателя, и «душевно легка, до зависти свободна жизнь таких людей».

Согласно авторской концепции, это и есть истинная свобода, а вовсе не та, что вроде бы свойственна Гоге Герцеву. Истинная открытость предполагает активность души, душевность, доброту, чего как раз и не наблюдается в Герцеве. Вместо доброты - в нем агрессивность личной воли, использующей людей для своих целей. Его свобода - самоутверждение в независимости от людей, в возвышении над ними.

Отметим, что именно изначальная открытость Павла Егоровича, ее неуязвимость и неистребимость - существенный момент авторской концепции человека. Словно бы сама природа счастливо позаботилась вложить в Павла Егоровича ту душевность, которую уже ничто не в силах победить. Герой не становится, но пребывает таким, каким его сделала природа. Человек здесь берется В. Астафьевым главным образом как природное, родовое существо, в его как бы доличностной сути. Вот и общность людей на Боганиде тоже в известном смысле доличностна.

Основа общности людей на Боганиде - работа, совместный труд. Достаточно ли прочна она, удержится ли на ней гармония межчеловеческих связей? Ответ на этот вопрос дает писатель в главе повести, где рассказана история трех промысловиков, оставшихся на зимовку в окружении безбрежной тундры и тайги, среди бесконечных снегов и безлюдья. Именно в этот эпизод, как в зеркало, смотрится боганидский «мир».

Тех промысловиков тоже объединяла работа. Но как только они вынуждены были прервать ее - стабильность их взаимоотношений сразу же сильно пошатнулась. Единство рушится потому, что не подкреплено, не обеспечено высшим началом в самом человеке, которое и делает его личностью, - духовностью. Способностью подняться над случайностью условий и обстоятельств, нетускнеющим внутренним, душевным зрением видеть в другом человеке близкое, родное себе существо.

Аким - главный персонаж «Царь-рыбы». Как и автобиографический герой, он действует в большинстве глав-рассказов, а во второй части он - главное действующее лицо, выражающее авторские представления о пусть не совершенном, но близком автору человеческом типе.

Естественно, Аким далек от «идеала», да Астафьев и не задается целью создать идеальный образ ни в «Царь-рыбе», ни в других произведениях. Даже бабушка Катерина Петровна получает от односельчан и автобиографического героя «Последнего поклона» ироническое прозвище «генерал» за властность и «нравность». Вообще, понятие «идеал» герой Астафьева более склонен связывать с чуждой ему эстетикой «социалистического» канона, чем с представлениями о «правде жизни».

В Акиме автор отмечает ослабленное волевое начало, внешнюю непривлекательность, заурядность. Астафьев намеренно «снижает» в нем черты «высокого» героя: «бесцветные» жидкие волосы, наивность, расточительность... Но при всем том Аким - единственный персонаж, выдерживающий поединок с медведем-людоедом. Он один открыто противостоит сатирическому «антигерою» астафьевской прозы - самовлюбленному поборнику личной свободы Гоге Герцеву.

Несоответствие между социальным положением, внешностью персонажа, восприятием его окружающими и его духовностью издавна составляло основу интриги произведений русской литературы от Н. М. Карамзина до Ф. М. Достоевского. В XX столетии близкий мотив развивает и М. Булгаков в своем «закатном романе» «Мастер и Маргарита». И Иешуа, и Мастер воспринимаются окружающими вначале как наивные и недальновидные чудаки, обоих подозревают в безумии. Истинность их образа жизни и образа мыслей становится очевидной лишь с течением романного «времени». Трансформируя этот мотив, Астафьев показал беззащитность добра перед агрессивным, напористым, приобретшим черты привлекательности (Гога Герцев) злом.

Сложная, противоречивая проблема отношений человека и природы лишь весьма условно может быть соотнесена с фигурой Акима. Поэтому так велика в повествовании роль автобиографического героя-повествователя. Он не только рассказывает о событиях, но и участвует в них, выражает чувства по поводу происходящего, размышляет... Это придает повести, включающей в себя очерковые («У Золотой Карги», «Летит черное перо») и лирико-философские главы («Капля», «Нет мне ответа»), особого рода лиризм и публицистичность.

В русском фольклоре образы из мира природы: былиночка, ракита, береза - связаны с мифологией, обрядами и традицией песенного бытования. Астафьевская тайга, царь-рыба, капля через фольклор приобретают священные свойства. Среди созвучных астафьевских образов -образ тайги и стародуба в рассказе «Стародуб», образ тайги в рассказе «Царь-рыба».

Символические образы, воспринимающиеся как священные, сакральные, создаются в «Царь-рыбе» и через ассоциирование изображаемого с историческими событиями, их знаками и эмблемами. Вспомним столкновение Акима и Гоги Герцева из-за медали Киряги-деревяги. Циник Герцев делает блесну из медали (священной в общественном сознании эмблемы войны, знака патриотической идеи), полученной инвалидом за воинскую доблесть. «Даже в поселке Чуш, перенаселенном всякими оческами, обобрать инвалида войны, выменять последнюю медаль мог один только человек» .

Это выразительный и яркий, однако вовсе не новый для русской литературы XX в. художественный прием.

Сознание человека, оказавшегося на краю гибели, способно выстроить и свою «мифологию». Астафьевский Игнатьич вспоминает об оскорбленной им однажды женщине, и царь-рыба представляется ему мстящей за это. Раскаяние Игнатьича перед царь-рыбой, олицетворяющей природу, перед оскорбленной в юности женщиной, перед родителями и детьми «за весь грех людской» как бы предсказано героями Достоевского: «Возьми себя и сделай себя же ответчиком за весь грех людской».

Через все творчество писателя проходит мотив «река - спаситель-погубитель». Енисей «забрал» у автобиографического героя «Последнего поклона» и «Царь-рыбы» мать, и поэтому он «погубитель». Но он же несет людям «пропитание» и красоту, и потому он «кормилец». Он может казнить и миловать, и в этом его сакральная, почти божественная функция в повести, связывающая его и с образом царь-рыбы, которая по символическому наполнению может быть соотнесена с образом терпящей бедствие, но оттого не менее величественной сибирской тайги.

Но существует и неявное трагедийное созвучие этого образа с судьбой Акима. Царь-рыба уходит в темную глубь Енисея, пронзенная смертоносными крючками. Обреченным за добро на пренебрежение, насмешки и презрение оказывается и бездомный Аким.

Аким тоже вправе заявить о себе: «И я свободный» . Но свобода Акима - это свобода выбора между добром и злом. Его позиция близка авторскому мировосприятию.

Идеи «Царь-рыбы» были развиты автором в более поздних произведениях. В опубликованных в 80-90-е гг. главах «Последнего поклона» («Пеструха», «Забубённая головушка»), в «затесях» этого периода экологическая тема - одна из главных. В рассказе «Тень рыбы» (2000) родственная царь-рыбе красота соседствует теперь с угрожающим уродством. Такое соседство обнаружило себя уже в прозе Астафьева 60-70-х гг. («Стародуб», «Синие сумерки», «Царь-рыба»). Позднее, в 90-е гг., Астафьев подчеркивает безотрадные результаты попыток возродить

гармонию отношений человека и природы. И все же у автора остается надежда на то, что есть еще на земле люди, заслужившие «высший сан на земле - называться человеком», что зерна любви, «уроненные доброй рукой в родную слезами и потом орошенную землю, всенепременно дадут всходы». Как сделать, чтобы, преобразуя землю, сохранить и приумножить земное богатство? Обновляя, спасти и обогатить красоту природы? Как избежать, не допустить печальных последствий неразумного посягательства на естественные законы природы? Эти глубоко нравственные проблемы поднимает Астафьев в повести «Царь-рыба». Осознание их, по Астафьеву, необходимо каждому, чтобы не истоптать, не повредить природу бездушием и духовной глухотой. Произведение В. Астафьева не замкнуто, оно напрямую обращается к жизни с вопросами, и решение этих вопросов зависит только от людей.

К концу жизни Астафьев признавался, что написать что-либо подобное «Царь-рыбе» уже не в состоянии, и не потому, что таланта не хватит, а душевных сил не достанет: «Пусть придут другие радетели слова и отразят «деяния» свои и наши, постигнут смысл трагедии человечества, в том числе и поведают о сокрушении Сибири, покорении ее, отнюдь не Ермаком, а гремящим, бездумным прогрессом, толкающим и толкающим впереди себя грозное, все истребляющее оружие, ради производства которого сожжена, расплавлена, в отвалы свезена уже большая часть земного наследства, доставшегося нам для жизни от предков наших и завещанных нам Богом. Они, богатства земные, даны нам не для слепого продвижения к гибельному краю, а к торжеству разума. Мы живем уже в долг, ограбляя наших детей, и тяжкая доля у них впереди, куда более тяжкая, чем наша» .

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Астафьев В. П. Царь-рыба // Собр. соч.: в 4 т. - Т. 4. - М.: Молодая гвардия, 1981. - 558 с.

2. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - Т. 4. - М.: Русский язык, 1991. - 685 с.

3. Астафьев В. П. Комментарии // Собр. соч.: в 15 т. - Т. 6. - Красноярск: ПИК «Офсет», 1997. - 432 с.

Статья поступила в редакцию 25.06.2010

PHILOSOPHICAL CONCEPTION OF THE WORLD AND A MAN IN VICTOR ASTAFIEV’S STORY "TSAR FISH”

The main philosophical problems of Victor Astafiev’s story "Tsar Fish" are considered in the paper. One of the chapters has the same title. The philosophical meaning of this story lies in the fact that a man must be responsible for his thoughtless attitude not only to the nature, but to the people like him. The principal artistic conflict of the story is the collision of human collectivity, solidarity and aggression of personal will, using people for his sake. Openness is the highest value in the hierarchy of human values for V. Astafiev. It is the state, when internal tension may suddenly disappear; human soul is softened, and becomes open for another person and the surrounding world. It is under this condition when the threads of trust and amity arise among people, and the feeling of belonging to the human community and the nature becomes more intensified. V. Astafiev points out the results of unsuccessful attempts to revive the harmony in relations between a man and nature. Nevertheless, the author hopes that there are the people on the Earth who deserve "the highest dignity in our universe - the dignity to be called a man", that the seeds of love "sown with a kind hand into native land irrigated with tears and sweat will sprout".

Key words: philosophical problems, artistic conflict, human community and nature, author’s conception, moral problems, thoughtless progress, approaching catastrophe.

Литература всегда чутко реагировала на все изменения, происходящие в природе и окружающем мире. Отрав-ленный воздух, реки, земля — все мо-лит о помощи, о защите. Наше сложное и противоречивое время породило ог-ромное количество проблем, экономи-ческих, нравственных и других, но, по мнению многих, среди них самое важное место занимает экология. От нее зависит наше будущее и будущее наших детей. Катастрофа века — это экологическое состояние окружающей среды. Многие районы нашей страны давно уже стали неблагополучными: уничтоженный Арал, который так и не смогли спасти, умирающие полесские болота, зараженный радиацией Черно-быль... Кто виноват? Человек, истре-бивший, уничтоживший свои корни, че-ловек, забывший, откуда он родом, человек-хищник, который становился страшнее зверя. Этой проблеме посвя-щен ряд произведений таких знамени-тых писателей, как Чингиз Айтматов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Сергей Залыгин и другие.

Не может оставить равнодушным чи-тателя роман Ч. Айтматова «Плаха». Автор говорит о самом наболевшем. Это крик, роман, написанный кровью, это отчаянный призыв, обращенный к каждому. В центре повествования — противостояние человека и пары вол-ков, потерявших своих детенышей по вине человека.

Роман начинается рассказом о волках, затем в повествовании возникает более широкая тема — тема степи. По вине че-ловека гибнет естественная природная среда обитания волков. Волчица Акбара после гибели своего выводка встреча-ется с человеком один на один, она сильна, а человек бездушен, но волчица не считает нужным убить его, она лишь уводит его от своих новорожденных де-тенышей. И в этом мы видим вечный за-кон природы: не причинять зла друг другу, жить в единстве. Но и второй вы-водок волчат погибает во время разра-ботки озера, и опять мы видим ту же ни-зость человеческой души. Никого не волнует уникальность этого мирка и его обитателей, потому что прибыль, нажи-ва для них важнее всего. И вновь без-граничное горе матери-волчицы; ей не-где найти убежище от извергающих пламя махин. Последнее пристанище волков — горы, но и здесь они не нахо-дят успокоения. Наступает перелом в сознании Акбары — ведь зло должно быть наказано. В ее изболевшейся, из-раненной душе поселяется чувство мес-ти, но нравственно Акбара выше чело-века. Спасая человеческое дитя, суще-ство чистое, еще не тронутое грязью окружающей действительности, Акбара проявляет великодушие, простив лю-дям причиненное ей зло.

Волки не только противопоставлены человеку, они очеловечены, наделены благородством — той высокой нравст-венной силой, которой лишены люди. Животные добрее человека, потому что они берут от природы только то, что не-обходимо для их существования, а чело-век бессмысленно жесток. Без всякого чувства сожаления заготовители мяса расстреливают в упор беззащитных сай-гаков, гибнут сотни животных, соверша-ется преступление против природы.

В повести «Плаха» волчица и ребенок погибают вместе, и кровь их смешива-ется, символизируя единство всего живого, несмотря на все. Человек, во-оруженный техникой, часто не задумы-вается над тем, какие последствия для общества и будущих поколений будут иметь его дела.

Уничтожение природы неизбежно ве-дет к уничтожению всего человеческого в людях. Литература учит, что жестокость к животным и к природе оборачивается для самого человека серьезной опаснос-тью для его физического и нравственно-го здоровья. Об этом повесть Никонова «На волков». В ней рассказывается о еге-ре, человеке, по профессии призванном защитить все живое, в действительности же нравственном уроде, который нано-сит природе непоправимый вред.

Испытывая жгучую боль за погибаю-щую природу, современная литература выступает в качестве ее защитника. Большой общественный отклик вызва-ла повесть Васильева «Не стреляйте в белых лебедей». Для лесника Егора Полушкина лебеди, которых он посе-лил на Черном озере, — это символ чи-стого, высокого и прекрасного.

В повести В. Распутина «Прощание с Матерой» поднимается тема вымира-ния деревень. Бабка Дарья, главная ге-роиня, тяжелее всех принимает новость о том, что прожившая триста лет дерев-ня, где она родилась, доживает свою последнюю весну. На Ангара строят плотину, и деревня будет затоплена. И вот тут бабка Дарья, проработавшая полвека безотказно, честно и самоот-верженно, почти ничего не получавшая за свой труд, вдруг начинает сопротив-ляться, защищая «свою старую избу, свою Матеру, где жил ее прадед и дед, где каждое бревнышко не только ее, но и ее предков. Жалеет деревню и ее сын Павел, который говорит, что не больно ее терять только тому, кто «не поливал потом каждую борозду». Павлу понятна и сегодняшняя ситуация, он по-нимает, что плотина нужна, но не может смириться с этим бабка Дарья, потому что затопят могилы, а это — память. Она уверена, что «правда в памяти, у кого нет памяти — у того нет жизни».

Горюет Дарья на кладбище у могил сво-их предков, просит у них прощения. Сце-на прощания на кладбище не может не тронуть читателя. Строится новый посе-лок, но в нем нет той деревенской жизни, той силы, которой набирается крестья-нин с детства, общаясь с природой.

Против варварского уничтожения ле-сов, животных и вообще природы со страниц печати постоянно звучат при-зывы писателей, которые стремятся пробудить в читателях ответственность за будущее. Вопрос об отношении к природе, к родным местам — это и во-прос об отношении к Родине.

Есть четыре закона экологии, которые сформулировал больше двадцати лет назад американский ученый Барри Коммонер: «Все взаимосвязано, все должно куда-нибудь деться, все что-нибудь сто-ит, природа знает это лучше нас». Эти правила в полной мере отражают суть экономического подхода к жизни, но, к сожалению, их не берут в расчет. Но, мне кажется, если бы все люди земли задумались о своем будущем, то они могли бы изменить сложившуюся в ми-ре экологически опасную ситуацию. Все в наших руках!