Катарская цивилизация. "Дымы над Монсегюром". Катары Возникновение и истоки

«Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Матфей 18:9)

На страницах TOPWAR уже не раз и не два рассказывалось о жестоких религиозных войнах, что развязывались именем Бога и во славу Его. Но едва ли не самый показательный пример - это Альбигойские войны на Юге Франции, начатые ради искоренения ереси катаров. Кто они такие, почему христиане-католики считали их еретиками, а сами они называли себя истинными христианами, а также о сохранившихся до наших дней замках катаров и пойдет сегодня наш рассказ…
__________________________________________________________________

ЕРЕСЬ КАТАРОВ (часть 1)

«Всему свое время, и время
всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать…
время обнимать и время уклоняться от
объятий…
время войне и время миру» (Екклесиаст 3,2-8)

Начнем с того, что христианство издавна было расколото на два больших течения (о многочисленных сектах в данном случае можно даже и не вспоминать: так много их было и есть!) – католичество и православие, причем, и те, и другие в прошлом считали друг друга еретиками, а некоторые, особо рьяно верующие, считают своих «противников» таковыми и сейчас! Раскол этот был давним: например, римский папа и Константинопольский патриарх прокляли друг друга еще в 1054 году! Однако расхождения церквей по вопросу о ряде церковных догматов и, прежде всего, таком важном догмате, каким, например, является Символ веры, состоялось еще в начале IX века, а инициатором подобного разногласия явился, как это ни странно, не папа римский или патриарх, а император франков Карл Великий. Речь идет о богословском споре в вопросе о «Filioque» – «Филио́кве» (лат. filioque – «и Сына»).

Евангелие от Иоанна ясно говорит о святом Духе как исходящем от Отца и посылаемом Сыном. Поэтому Первый Никейский собор еще в 352 году принял Символ веры, утвержденный впоследствии Константинопольским собором 381 года, согласно которому Дух Святой исходит от Отца. Но в VI веке на Толедском местном соборе «в целях лучшего изъяснения догмата» в Символ веры впервые ввели добавку: «и Сына» (Filioque), в результате чего появилось следующее словосочетание: «Верую... в Духа Святого, который исходит от Отца и Сына». Карл Великий, имевший огромное влияние на пап, настоял, чтобы это дополнение было внесено в Символ веры. И вот именно оно стало одной из причин отчаянных церковных споров, приведшей в итоге к расколу христианской церкви на католическую и православную. Православный Символ веры читается так: «Верую... И в Духа Святого, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего»... То есть православная церковь ориентируется на решения Первого Никейского собора. Различается и одно из основополагающих сакральных празднеств христиан – евхаристия (греч. – изъявление благодарности), иначе – причащение, которое проводится в память о последней трапезе, устроенной Христом вместе с учениками. В этом таинстве православный христианин под видом хлеба и вина вкушает самое тело и кровь Господа Иисуса Христа, при этом католики причащаются пресным хлебом, православные – хлебом заквашенным.

Все на свете боится времени, последний катар давным-давно сгорел в пламени костра, но «Крест Тулузы» до сих пор виднеется на стене дома в крепости Каркассон.

Но кроме считающих друг друга еретиками католиков и православных, отделенных в то время друг от друга особенностями природы, даже на территории Европы, в пределах, например, той же Франции и Германии существовало множество религиозных течений, существенным образом отличающихся от традиционного христианства по католическому образцу. Особенно много в начале XII в. таких христиан было в Лангедоке, области на юге Франции. Именно здесь возникло очень мощное движение катаров (имевших, кстати говоря, и другие названия, но это самое известное, поэтому на нем мы и остановимся), чья религия существенно отличалась от традиционного христианства.

Впрочем, катарами (что по-гречески значит «чистые») их стали называть уже позднее, а самым распространенным их названием вначале было «альбигойские еретики», по имени города Альби, которое им дали приверженцы Бернара Клервоского, проповедовавшего в городах Тулузе и Альби в 1145 году. Сами себя они так не называли, поскольку полагали, что настоящие христиане – это именно они и есть! Вслед за Иисусом Христом, сказавшим: «Я есмь пастырь добрый», они звали себя «bon hommes» – то есть «добрыми людьми». Речь шла о дуалистичной религии восточного происхождения, признающей два созидательных божественных существа – одно доброе, которое тесно связано с духовным миром, а другое злое, связанное с жизнью и материальным миром.

Катары отвергали любой компромисс с миром, не признавали брак и произведение на свет потомства, оправдывали самоубийство и воздерживались от любой пищи животного происхождения, за исключением рыбы. Такой была их немногочисленная элита, в которую вовлекались и мужчины, и женщины из аристократии и богатой буржуазии. Она же поставляла и кадры священнослужителей – проповедников и епископов. Существовали даже «дома еретиков» – настоящие мужские и женские монастыри. Но основная масса благоверных вела менее строгий образ жизни. Если человек получил перед самой смертью уникальное таинство – consolamentum (лат. – «утешение») – и если он согласен оставить эту жизнь, то будет ему спасение.

Катары не верили ни в ад, ни в рай, вернее, считали, что ад – это и есть жизнь людей на земле, что исповедоваться священникам – пустое дело и что молитва в церкви равносильна молитве в чистом поле. Крест для катаров представлял собой не символ веры, а орудие пытки, мол, в Древнем Риме на нем распинали людей. Души, по их мнению, вынужденно переселялись из одного тела в другое и никак не могли вернуться к Богу, так как путь к спасению католическая церковь указывает им неправильно. Зато, уверовав, так сказать, «в правильном направлении», то есть, следуя заповедям катаров, спастись может любая душа.

Катары учили, что, поскольку мир несовершенен, то соблюдать все заповеди их религии могут только избранные, а все остальные должны лишь следовать их наставлениям, не связывая себя бременем постов и молитв. Главным было получить перед смертью «утешение» от одного из избранных, или «совершенных», а так, до смертного одра, никакая религиозная мораль верующего не имела значения. Раз мир так безнадежно плох, считали катары, то никакой дурной поступок не будет хуже другого. Опять-таки просто замечательная вера для рыцарей – что-то вроде жизни «по понятиям», но никак не по закону, поскольку в «аду любой закон плох».

В чем наставляли свою паству катары можно представить себе на примерах, дошедших до нас в описаниях католических священников: например, один крестьянин пошел к «добрым людям» – спросить, можно ли ему есть мясо, когда у истинных христиан пост? И те ему ответили, что и в постные, и в скоромные дни мясная пища оскверняет рот одинаково. «Но тебе, крестьянин, нечего беспокоиться. Иди с миром!» – утешили его «совершенные» и, конечно же, такое напутствие его не могло не успокоить. Вернувшись в деревню, он рассказал, чему его научили «совершенные»: «Раз у совершенных человеку ничего нельзя, то значит нам, несовершенным, все можно» – и вся деревня стала есть мясо в посты!

Естественно, что католические аббаты приходили в ужас от таких «проповедей» и уверяли, что катары истинные поклонники Сатаны, и обвиняли их в том, что они ибо кроме поедания мяса в посты, также предаются ростовщичеству, воровству, убийствам, клятвопреступлениям и всем другим плотским порокам. При этом они грешат с большим воодушевлением и уверенностью, они убеждены в том, что не нуждаются ни в исповеди, ни в покаянии. Им достаточно, по их вере, перед смертью прочесть «Отче наш» и причаститься Святого Духа – и все они «спасены». Считалось, что любую клятву они дают и тут же нарушают, потому что главная их заповедь такова: «Клянись и лжесвидетельствуй, но тайны не разглашай!»

Катары носили на пряжках и пуговицах изображение пчелы, которая символизировала тайну оплодотворения без физического контакта. Отрицая крест, они обожествляли пятиугольник, который являлся для них символом вечной диффузии – рассеивания, распыления материи и человеческого тела. Кстати их оплот – замок Монсегюр – как раз и имел форму пятиугольника, по диагонали – 54 метра, в ширину – 13 метров. Для катаров Солнце было символом Добра, поэтому Монсегюр вроде был одновременно их солнечным храмом. Стены, двери, окна, и амбразуры ориентировались в нем по солнцу, причем таким образом, что только лишь путем одного наблюдения восхода в день летнего солнцестояния здесь можно было рассчитывать его восход в любые другие дни. Ну, и, конечно, не обошлось без утверждения о том, что в замке существует тайный подземный ход, который, по пути разветвляясь на множество подземных ходов, пронизывает все ближайшие Пиренеи.

Эта была пессимистичная вера, оторванная от земной жизни, однако она получила достаточно широкий отклик, прежде всего потому, что позволяла феодалам отвергать земную и моральную власть духовенства. О масштабах влияния этой ереси говорит хотя бы тот факт, что собственная мать Бернара-Роже де Рокфора, епископа каркассонского с 1208 года носила одежды «совершенной», его брат Гийом был одним из самых ярых катарских сеньоров, а два других брата были сторонниками катарской веры! Катарские церкви стояли прямо напротив католических соборов. При такой поддержке со стороны власть предержащих, она быстро распространилась в регионах Тулузы, Альби и Каркассона, где самым важным был граф Тулузский, который правил на землях между Гаронной и Роной. Однако его власть не распространялась непосредственно на многие феоды, и ему приходилось рассчитывать на могущество других вассалов, таких как его деверь Раймон Роже Транкавель, виконта Безье и Каркассона или же союзных ему короля Арагона или же графа Барселоны.

Современная реконструкция замка Монсегюр.

Поскольку многие их вассалы сами являлись еретиками или симпатизировали еретикам, эти сеньоры не могли или не захотели сыграть на своих землях роль христианских князей, защищающих веру. Граф Тулузский сообщил об этом папе римскому и королю Франции, церковь послала туда миссионеров, и, в частности, святого Бернара Клервосского, который в 1142 году изучил положение дел в провансальских епархиях и выступил там с проповедями, особого успеха, однако, не имевшими.

Став папой в 1198 году, Иннокентий III продолжил политику возвращения катаров в лоно католической церкви посредством методов убеждения. Но многочисленных проповедников встречали в Лангедоке скорее прохладно, нежели радостно. Даже святому Доминику, отличавшемуся своим красноречием, и то не удалось добиться осязаемых результатов. Катарским вождям активно помогали представители местной знати, и даже некоторые епископы, недовольные церковными порядками. В 1204 году папа римский снял этих епископов с их должностей, а вместо них назначил своего легата. Тот в 1206 году он попытался найти поддержку у аристократии Лангедока и настроить ее против катаров. Сеньоров, которые по-прежнему оказывали им содействие, стали отлучать от церкви. В мае 1207 года под отлучение от церкви попал даже сам могущественный и влиятельный граф Раймунд VI Тулузский. Однако после встречи с ним в январе 1208 года наместник папы был найден зарезанным в собственной постели, и это окончательно вывело папу из себя.

Тогда разгневанный папа отреагировал на это убийство буллой, в которой обещал одарить землями еретиков Лангедока, всех тех, кто примет участие в крестовом походе против них и уже весной 1209 года объявил против них крестовый поход. 24 июня 1209 года по призыву папы римского в Лионе собрались предводители крестового похода – епископы, архиепископы, сеньоры со всего севера Франции, за исключением короля Филиппа Августа, который высказал лишь сдержанное одобрение, но отказался возглавить сам поход, больше опасаясь германского императора и английского короля. Целью крестоносцев, как это объявлялось, было отнюдь не завоевание провансальских земель, а освобождение их от ереси, причем, как минимум, за 40 дней – то есть срок традиционной рыцарской службы, выше которого за нее наниматель (кем бы он ни был!) должен был уже заплатить!

Продолжение следует...

Катарская «ересь»

Сами катары катарами себя не называли. «В течение долгого времени считалось, - говорит историк катаризма М. Рокеберт, - что термин «катары» происходит от греческого «Katharos», что означает «чистый». Сегодня нет сомнений, что сами катары никогда себя так не называли. Этот термин по отношению к ним употреблялся только их врагами, и, как мы можем судить, использовался в оскорбительном смысле немецким монахом Экбертом из Шонау, впервые упомянувшим его в своих проповедях в 1163 году. Через тридцать пять лет католический критик Алан Лилльский пишет, что им давали такое прозвище от латинского слова «catus» - кот, потому что, «как о них говорят, когда Люцифер является им в образе кота, они целуют его в зад…» Это оскорбление объяснялось тем, что катары приписывали творение видимого мира принципу Зла, а во многих средневековых традициях, особенно в Германии, кот был символическим животным Дьявола. Распространялись слухи, что если катары считают, будто мир создан Дьяволом, то они и поклоняются ему в образе кота, хотя на самом деле катары как никто были далеки от поклонения Дьяволу. Следует заметить, что средневековое немецкое слово Ketter, означающее «еретик», происходит от слова Katte - «Кот» (в современном немецком языке Ketzer и Katze). Дуалистам также давали и другие прозвища: если в Германии их называли «катарами», то во Фландрии «попликанами» и «пифлами», в Италии и Боснии «патаренами», на Севере Франции - «буграми» или «булграми» - особенно оскорбительное выражение, которое означало не только «болгары», но часто являлось синонимом слова «содомиты». Но им давали также и необидные прозвища. Например, в регионе Ок их часто называли «ткачами», потому что они предпочитали эту профессию. Использовали также региональные обозначения: «еретики из Ажена, Тулузы, Альби…» Последнее слово, вместе со словом «катары», приобрело огромную популярность, и с течением времени слово «альбигойцы» стало эквивалентом слова «катары» и им стали называть людей, проживающих далеко от региона Альбижуа… Однако сами себя катары называли «христиане» и «добрые христиане». Обычные верующие иногда называли их «совершенными», «добрыми людьми», но особенно часто употреблялось слово «друзья Божьи», о чем очень много свидетельств в Лангедоке XIII столетия. Это был буквальный перевод славянского слова «богу-мил». Так что будет абсолютно справедливо и в соответствии со словарем того времени называть эту дуалистическую Церковь, известную как «богомилы» на Балканах и «катары» на Западе, «Церковью Друзей Божьих».

В целом учение катаров и альбигойцев весьма простое. Они считали, что земная жизнь служит только для подготовки для вступления в Царство Божие и душа человека, заключенная в телесную оболочку, должна достигнуть очищения, чтобы Бог позволил ей вернуться на небеса. Способ достижения этой цели - простая жизнь, уединение, чистота мыслей и поступков, по возможности - отказ от плотских радостей. Конечно, простая жизнь была строгой и аскетической, а уединение было более похоже на отшельничество, нередко с обетом молчания, но если учесть, насколько развращенной и непривлекательной была в то время официальная церковь, то вполне понятно, почему жители французского Юга отдавали предпочтение учению катаров - искреннему и одухотворенному. Бог, в которого верили катары, не был тем странным триединым божеством, которое изобрела в ходе долгих дебатов в раннем Средневековье христианская церковь. Это был бог Света, который не посылал своего сына умирать на кресте. Для катаров сам крест не был священным символом, поскольку использовался как орудие пытки. Бог катаров был добрым богом, а тот бог, который бы допустил смерть своего сына на кресте - Сатана. Просветление, которого добивались катары, не обреталось молитвами кресту и распятому сыну, его можно было достичь только собственными силами, раскрывая свою душу навстречу Единому Богу (а не Троице), путем индивидуального общения с этим Богом-Абсолютом. В этом плане вера катаров напоминает веру ессеев, которые тоже говорили об индивидуальном пути к Богу и считали, что «чистая» жизнь способствует просветлению души. И те и другие излагали свое учение в аллегорической форме, почему можно предполагать, что источником для такого мировоззрения служили какие-то древние еврейские тексты. И тут важно вспомнить, что юг Франции долгое время был тем местом, куда бежали еврейские эмигранты, и особенно - члены кумранской общины ессеев, которая была известна в I веке как община Дамаска (так называлось местечко, где ессеи жили). Если верить даже каноническим Евангелиям, подчищенным церковью до предела, то в них упоминается брат Христа Иаков. Считается, что именно Иаков был руководителем общины ессеев. И тогда совсем не случайно один из первых рыцарских орденов получил название Ордена Святого Иакова. Это имя для жителей Ближнего Востока и неортодоксальных христиан значило очень много. Многие ессеи вынуждены были из-за гонений переселиться на юг Франции - вот вам и корни катаров… и первых рыцарей-монахов. Вполне вероятно, из последователей ессеев вырос Орден Сиона, который и вырастил рыцарей-тамплиеров, яковитов и рыцарей

Гроба Господня. На протяжении тысячелетия потомки ессеев хранили свою истинную веру и помнили свою истинную историю.

Но вернемся к катарам и альбигойцам.

Катары считали, что церковь сознательно извратила христианство, и уподобляли ее синагоге Сатаны. По их мнению, между Богом и человеком не должно быть посредника, и все церковные таинства - только способ заморочить разум человека и владеть его душой, отвратив ее от истинного пути просветленных. Они не верили, что души умерших попадают в чистилище, считали ненужными и вредными существование икон и крестов, потому что в них нет ничего святого и они не помогут человеку стать лучше и чище. А уж о взимаемой церковью десятине и речи не шло, поскольку это явное доказательство того, что церковь - власть Сатаны. От зла и греха не может защитить святая вода, потому что она всего лишь вода и нет в ней никакой святой силы. Индульгенции не могут отпустить человеку грехи, потому что он пытается купить чистоту за деньги, а ее нельзя купить, ее можно только достичь. Они выступали против крещения водой, считая, что этого явно недостаточно, а крещение детей и вовсе отрицали, поскольку принятие веры - акт осознанный: «злобная Церковь Римская, распространяя обман и выдумки, говорит о том, что Христос учил крестить материальной водой, как это делал Иоанн Креститель до того, как Христос начал проповедовать. Но это можно опровергнуть по многим пунктам; ибо если крещение, практикуемое Римской Церковью - это то крещение, которому Христос научил их Церковь, тогда все те, кто не получил их крещения, будут осуждены. Ведь они крестят маленьких детей, которые не могут еще ни верить, ни видеть разницу между добром и злом, но и они без крещения, по их словам, будут осуждены. Кроме того, если крещение преходящей водой приносит спасение, тогда Христос пришел и погиб впустую, ибо еще до Него совершали крещение водой…. Что же касается двух крещений, Святой Павел ясно указывает, что только одно приносит спасение, говоря (Еф. 4,5): «один Господь, одна вера, одно крещение». Святой Лука в Деяниях Апостолов описывает, каково крещение, практикуемое Церковью Божьей, и хорошо показывает, какую цену доводилось платить апостолам, соглашаясь на крещение водой, говоря (Деян. 19,1–6): «Когда Павел прибыл в Эфес, то нашедши там некоторых учеников, сказал им: приняли ли вы Духа Святого, уверовавши? Они же сказали ему: мы даже и не слыхали, есть ли Дух Святой. И Павел сказал им: во что же вы крестились? Они отвечали: во Иоанново крещение. Павел сказал: Иоанн крестил крещением покаяния, говоря людям, чтобы веровали в Грядущего по нем, то есть в Иисуса. Услышавши это, они крестились во имя Господа Иисуса, и когда Павел возложил на них руки, низошел на них Дух Святой». Они верили, что крещение, совершенное недостойным человеком, не дает никакой благости (а учитывая моральное разложение современных им отцов церкви, приходилось признавать их правоту - не дает). Они отрицали церковное таинство брака, поскольку брак - это совершенно земное мероприятие и к жизни души отношения не имеет. Но основное разногласие было в признании - непризнании Евхаристии. Римская церковь утверждала, что повторение обряда Тайной вечери дает каждому причащающемуся «пресуществление» души. Катары в такую глупость не верили. Да, они освящали хлеб перед едой и разламывали его на части, чтобы достался каждому, но при этом они не нарекали хлеб плотью Христовой, они вообще избегали есть любую плоть, даже и символическую. Вместо всего изобилия церковных таинств они практиковали только крещение Огнем и Святым Духом, разного рода такие крещения проводились простым наложением рук. Во власти церкви катары видели то, что и было на самом деле - огромную машину, стремившуюся подчинить себе всех людей, которые имели несчастье получить крещение. Они воспринимали власть церкви как насилие. В XII–XIII веках вера катаров была первым мощным сопротивлением власти церкви, когда в еретиках внезапно оказалось население огромной территории, причем люди самых разных сословий - крестьяне, горожане, рыцари и даже крупные феодалы. Поскольку официальная церковь заклеймила катаров как еретиков, то они создали систему управления своими сторонниками и систему тайных храмов.

Одетые в белые одежды, со светящимися глазами и одухотворенными лицами, «совершенные» настолько напоминали монахов первого века христианства, что их обаянию поддались цистерианцы и бенедиктинцы. Недаром они - немногие из монахов - носили под черным одеянием белую рясу с капюшоном. Белый цвет - цвет чистоты. Этот же цвет избрали для себя тамплиеры, правда, увенчав грудь или левое плечо алым крестом - чего бы никогда не сделал ни один катар. Тамплиерское стремление к совершенству многим напоминает аналогичное устремление катаров. Только, в отличие от рыцарей в белых плащах, катары бы никогда не взяли в руки оружие, предпочитая быть с убитыми, но не с убивающими. В тексте под условным названием «Апология», написанном на окситанском языке, об убийстве говорится следующее: «Эта Церковь (катарская. - Авт.) остерегается убийств и не воспринимает убийства ни в каком виде. Истинно сказал Господь наш Иисус Христос (Ср. Мт. 5, 20): «Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюдай заповеди». И еще Он сказал (Мт. 5, 21–22): «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду, а Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду». И Святой Павел сказал: «Не убивай». И Святой Иоанн писал апостолам (1 Ин. 3,15): «Вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной». И в Апокалипсисе сказано (Апок. 22,15): «Убийцы за воротами святого города». И еще сказано (Апок.21,8): Убийц участь в озере, горящем огнем и серою». И Святой Павел писал римлянам об одержимых жаждой убийства, противоречащих, обманывающих и злобствующих (Рим. 1,32): «Они знают, что делающие такие дела достойны смерти, однако не только их делают, но и делающих одобряют», Поэтому не стоит видеть в тамплиерах переодетых катаров. Впрочем, разделять какие-то катарские воззрения на религию тамплиеры могли, и скорее всего разделяли. Дело в другом - с мечом в руке они просто не могли быть «совершенными»!

«Число «совершенных» (perfecti) еретиков - писал Отто Ран в «Крестовом походе против Грааля», - вероятно, было небольшим. Ко времени Первого крестового похода (в период расцвета катаризма) их насчитывалось не более семи - восьми сотен. Это не должно вызывать удивление, поскольку их доктрина требовала отказа от всего земного и длительных аскетических занятий, приводящих к подрыву телесного здоровья даже самых физически крепких людей. Намного больше было число «верующих» (сгеdentes). Вместе с вальденсами (последователями лионского купца XII века Петра Вальдо, желавшего возродить первобытную чистоту христианских нравов) их было больше, чем правоверных католиков, принадлежавших почти исключительно Римско-католической церкви. Конечно же, все сказанное относится только к Южной Франции. Верующих катаров называли также просто «христиане». Подобно друидам, катары жили в лесах и пещерах, проводя почти все время в богослужениях. Стол, покрытый белой тканью, служил алтарем. На нем лежал Новый Завет на провансальском наречии, открытый на первой главе Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Служба отличалась такой же простотой. Она начиналась чтением мест из Нового Завета. Потом следовало «благословение». Присутствующие на службе «верующие» складывали руки, опускались на колени, трижды кланялись и говорили «совершенным»: - Благословите нас. В третий раз они прибавляли: - Молите Бога за нас, грешных, чтобы сделал нас добрыми христианами и привел к благой кончине. «Совершенные» каждый раз протягивали руки для благословения и отвечали:

Diaus Vos benesiga («Да благословит вас Бог! Да сделает вас добрыми христианами и приведет вас к благой кончине»). После благословения все читали вслух «Отче наш» - единственную молитву, признаваемую в Церкви Любви. Вместо «Хлеб наш насущный дашь нам днесь» они говорили «Хлеб наш духовный…», потому что просьбу о хлебе земном в молитве они считали недопустимой».

/…/ «Нет одного бога, - считали катары, - есть два, которые оспаривают господство над миром. Бог Любви и Князь Мира Сего. По духу, составляющему его величие, человек принадлежит первому, по бренному телу он подчиняется второму…»

/…/ «Мир существует вечно, - утверждали катары, - он не имеет ни начала, ни конца… Земля не могла быть сотворена богом, ибо это значило бы, что бог сотворил порочное… Христос никогда не умирал на кресте, евангельский рассказ о Христе является выдумкой попов… Крещение бесполезно, ибо оно проводится над младенцами, не имеющими разума, и никак не предохраняет человека от грядущих грехов… Крест не символ веры, а орудие пытки, на нем распинали людей…»

К Иисусу у них было какое-то глубоко личное отношение. По словам Анн Бреннон, «Отец отправил Своего Сына на землю не для страданий и смерти на кресте, а как посланца, принявшего образ человека, но не в отягощенной злом плоти. Словом Евангелия, «Благой Вестью», пришел Христос напомнить падшим ангелам о потерянном рае и о любви Отчей. И задачей апостолов было нести и распространять это послание пробуждения, адресованное всем людям. Кроме того, перед тем как вознестись, Христос научил апостолов правилам «закона жизни», то есть, «дороги справедливости и правды» Добрых людей, отказавшихся от насилия, лжи и клятв - а также таинству, обеспечивающему спасение. Прямые наследники апостолов, Добрые Христиане, в свою очередь, претендовали на то, что они являются хранителями дара связывать и развязывать и отпускать грехи, который Христос передал Своей Церкви. Именно это является главным признаком христианской Церкви, и они демонстрировали это наследие, произнося Отче Наш, благословляя и преломляя за своим столом хлеб Слова Божьего в память о Христе. Как и протестанты, они не верили в его реальное превращение в тело Христово».

Как пишет Генри Ли в книге «История инквизиции в средние века», «…не было ничего привлекательного в учении катаров для людей чувственных, скорее, оно должно было отталкивать их, и если ка-таризм мог распространиться с поразительной быстротой, то объяснение этому факту нужно искать в недовольстве массы церковью за ее нравственное ничтожество и за ее тиранию. Хотя аскетизм, возводимый катарами в закон, и был совершенно неприменим в действительной жизни огромной массы людей, но нравственная сторона этого учения была поистине удивительна; и в общем основные его положения соблюдались в жизни строго, и остававшиеся верными церкви с чувством стыда и сожаления сознавались, что в этом отношении еретики стояли много выше их. Но, с другой стороны, осуждение брака, учение, что сношение между мужчиной и женщиной равносильно кровосмешению, и другие подобные преувеличения вызывали толки, что кровосмешение среди еретиков было обычным явлением; рассказывались небывалые истории о ночных оргиях, на которых сразу гасились все огни, а люди предавались свальному греху; а если после этого рождался ребенок, то его держали над огнем, пока он не испускал дух, а потом из тела этого ребенка делали адские дары, обладавшие такой силой, что всякий, вкусивший их, не мог более выйти из секты».

Катары, конечно, никаких оргий не устраивали и младенцев над огнем не коптили, они были скорее аскетичны, как первые христиане или отцы-пустынники - отказывались от мяса, яиц, рыбы, молока, стремясь питаться только растительной пищей, или соблюдали очень строгий пост; если получали аналогичное крещению наложение рук (обряд посвящения), то стремились даже избегать прикосновения к женщине, чтобы не оскверниться грехом. Молодым людям разрешалось в катарских общинах только однажды зачать и родить ребенка (грех, но мера вынужденная - иначе род человеческий угаснет), а потом друг к другу они не прикасались. Смерть в этом учении воспринималась как освобождение от оков плоти и приветствовалась, вот почему, когда начались гонения на катаров, то их мучителей ужасала готовность этих людей терпеть страдания и умереть, но не предать веры.

«Мы с трудом можем представить себе, - добавляет Ли, - что, собственно, в учении катаров порождало энтузиазм и ревностное искание мученической смерти; но никакое другое вероучение не может дать нам такого длинного списка людей, которые предпочитали бы ужасную смерть на костре вероотступничеству. Если бы было верно, что из крови мучеников родятся семена церкви, то манихеизм был бы в настоящее время господствующей религией Европы. Во время первого преследования, о котором сохранились известия, а именно - во время преследования в Орлеане в 1017 году, тринадцать катаров из пятнадцати остались непоколебимы пред пылающими кострами - они отказались отречься от своих заблуждений, несмотря на то что им было обещано прощение, и их твердость вызвала удивление зрителей. Когда в 1040 году были открыты еретики в Монфорте и миланский архиепископ призвал к себе их главу Джерардо, то последний не замедлил явиться и добровольно изложил свое учение, счастливый, что ему представился случай запечатлеть свою веру ценой жизни».

От той замечательной эпохи до нас дошли очень немногие катарские тексты. Наиболее известен документ из Каркассона под названием «Тайная книга альбигойцев». Датируется этот текст X–XII веками, он был очень популярен в то время и сохранился, к великому счастью, без искажений. О чем же в нем говорится? О поисках Пути. Текст имеет второе название: Вопросы Иоанна на тайной трапезе Царя Небесного. Имеется в виду любимый катарами Иоанн Богослов.

Еретическое движение катаров (катары значит по-гречески чистые) охватило Западную и Центральную Европу в XI в. Оно пришло, по-видимому, с Востока, непосредственно из Болгарии, где предшественниками катаров были богомилы , очень распространенные там в X веке. Но происхождение этих ересей более древнее. Среди катаров было много разных толков. Папа Иннокентий III насчитывал до 40 сект катаров. К тому же были и другие секты, которые во многих основных положениях своего учения сходились с катарами: петробрузиане, генрихиане, альбигойцы. Их обычно объединяют в группу гностически -манихейских ересей. Дальше мы, чтобы излишне не усложнять картину, опишем весь комплекс общих им представлений, не указывая каждый раз, в какой именно из этих сект большую роль играли те или иные взгляды.

Основной мировоззрения всех разветвлений этого движения было признание непримиримой противоположности материального мира, источника зла, – и мира духовного, как сосредоточения блага. Так называемые дуалистические катары видели причину в существовании двух богов – доброго и злого. Именно злой бог создал материальный мир: землю и все, что на ней растет, небо, солнце и звезды, а также человеческие тела. Добрый же бог – это создатель духовного мира, в котором есть иное, духовное небо, иные звезды и солнце. Другие катары, называвшиеся монархическими, верили в единого доброго Бога, творца мира, но предполагали, что материальный мир создан отпавшим от Бога его старшим сыном – Сатаной или Люцифером. Все течения сходились на том, что враждебность двух начал – материи и духа – не допускает никакого их смешения. Поэтому они отрицали телесное воплощение Христа (считая, что тело Его было духовным, лишь имевшим видимость материальности) и воскресение мертвых во плоти. Отражение своего дуализма еретики-катары видели в разделении Священного Писания на Ветхий и Новый Завет. Бога Ветхого Завета, создателя материального мира, они отождествляли со злым богом или с Люцифером. Новый Завет они признавали заповедями доброго бога.

Катары полагали, что Бог создал мир не из ничего, что материя вечна и мир не будет иметь конца. Что касается людей, то их тела они считали созданием злого начала. Души же, по их представлениям, не имели единого источника. У большей части человечества души, как и тела, были порождением зла – такие люди не имели надежды на спасение и были обречены погибнуть, когда весь материальный мир вернется в состояние первозданного хаоса. Но души некоторых людей были сотворены благим богом – это ангелы, некогда соблазненные Люцифером и заключенные в телесные темницы. В результате смены ряда тел (катары верили в переселение душ) они должны попасть в их секту и там получить освобождение от плена материи. Для всего человечества идеалом и окончательной целью в принципе было всеобщее самоубийство. Оно мыслилось или самым непосредственным образом (с осуществлением этого взгляда мы встретимся позже), или через прекращение деторождения.

Эти взгляды определяли и отношение приверженцев этой ереси к греху и спасению. Катары отрицали свободу воли. Обреченные на гибель дети зла никакими средствами не могли избегнуть своей гибели. Те же, кто получал посвящение в высший разряд секты катаров, уже не могли грешить. Ряд строгих правил, которым они должны были подчиняться, объяснялся опасностью быть загрязненным греховной материей. Их неисполнение показывало просто, что обряд посвящения был недействительным: либо посвящаемый, либо посвящавший не обладал ангельской душой. До посвящения полная свобода нравов вообще ничем не ограничивалась, так как единственным реальным грехом было грехопадение ангелов на небесах, а все остальное – неизбежное следствие этого. После посвящения ни раскаяние в совершенных грехах, ни их искупление не считалось нужным.

Отношение катаров к жизни вытекало из их представления о зле, разлитом в материальном мире. Продолжение рода они считали делом Сатаны, верили, что беременная женщина находится под влиянием демона, а каждого рождающегося ребенка тоже сопровождает демон. Этим же объясняется их запрет мясной пищи – всего, что произошло от соединения полов.

Та же тенденция приводила приверженцев ереси катаров к полному отходу от жизни общества. Светские власти считались творением злого бога, им не должно было подчиняться, идти в их суд, произносить клятву, брать в руки оружие. Убийцами считались все, применяющие силу, – судьи, воины. Очевидно, что это делало невозможным участие во многих областях жизни. Больше того, многие считали запретным любое общение со стоящими вне секты, с «мирскими людьми», за исключением попыток их обращения.

Еретиков всех толков объединяло резко враждебное отношение к католической церкви. Они считали ее не церковью Иисуса Христа, но церковью грешников, вавилонской блудницей. Папа, по мнению катаров, – источник всех заблуждений, священники – книжники и фарисеи. Падение католической церкви, по их мнению, произошло во времена Константина Великого и папы Сильвестра, когда церковь, нарушив заветы Христа, посягнула на мирскую власть (согласно так называемому «Дару Константина »). Еретиками отрицались таинства, в особенности – крещение детей, так как дети еще не могут верить, – но также брака и причастия. Некоторые ответвления движения катаров – котарелли, ротарии – систематически грабили и оскверняли церкви. В 1225 г. катары сожгли католическую церковь в Брешии, в 1235 г. – убили епископа в Мантуе. Стоящий в 1143-1148 во главе манихейской секты Эон де л"Этуаль объявил себя сыном Божиим, Господином всего сущего и по праву владения призывал своих последователей к ограблению церквей.

Особенно был ненавистен катарам крест, который они считали символом злого бога. Уже около 1000 г. некий Левтард проповедовавший близ Шалона, разбивал кресты и иконы. В XII веке Петр из Брюи разводил костры из расколотых крестов, за что и был в конце концов сам сожжен возмущенной толпой.

Сожжение еретиков-катаров. Средневековая миниатюра

Церкви катары считали кучами камней, а богослужения – языческими обрядами. Они отрицали иконы, заступничество святых, молитвы за умерших. В книге инквизитора-доминиканца Рейнера Саккони, автор которой сам 17 лет был еретиком, утверждается, что катарам не запрещалось ограбление церквей.

Катары отрицали католическую иерархию и таинства, но имели собственную иерархию и собственные таинства. Основой организационной структуры этой еретической секты было ее разделение на две группы – «совершенных» (perfecti) и «верящих» (credenti). Первых было немного (Рейнер насчитывает их всего 4000), но они составляли узкую группу руководителей секты. Из «совершенных» составлялся клир катаров: епископы, пресвитеры и дьяконы. Только «совершенным» сообщались все учения секты – многие крайние, в особенности резко противоречащие христианству, взгляды не были известны «верящим». Лишь «совершенные» катары были обязаны соблюдать многочисленные запреты. Им было, в частности, запрещено отрекаться от их учения при каких-либо условиях. В случае гонения они должны принимать мученическую смерть, «верящие» же могли для вида посещать церкви и в случае гонений отрекаться от своей веры.

Но зато положение, которое занимали «совершенные» в секте катаров, было несравненно выше положения священника в католической церкви. В некотором отношении это был сам Бог, и так ему поклонялись «верящие».

«Верящие» были обязаны содержать «совершенных». Одним из важных обрядов секты было «поклонение», когда «верящие» трижды распростирались на земле перед «совершенными».

«Совершенные» катары должны были расторгнуть брак, они не имели права прикасаться (в буквальном смысле) к женщине. Они не могли иметь никакого имущества и всю жизнь обязаны были посвятить служению секте. Им было запрещено иметь постоянные жилища – они должны были находиться в постоянных странствованиях или пребывать в особых тайных убежищах. Посвящение в «совершенные» – «утешение» (consolamentum) и было центральным таинством секты катаров. Его нельзя сравнить ни с одним из таинств католической церкви. Оно соединяло в себе: крещение (или конфирмацию), посвящение в священнический сан, покаяние и отпущение грехов, а иногда – и соборование умирающего. Лишь принявшие его могли рассчитывать на избавление от телесного плена: их души возвращались в свое небесное жилище.

Большинство катаров не надеялось исполнить строгие заповеди, обязательные для «совершенных», и рассчитывало получить «утешение» на смертном одре, называвшееся «добрым концом». Молитва о ниспослании «доброго конца» на руках «добрых людей» («совершенных») читались наравне с «Отче наш».

Часто, когда больной еретик, принявший «утешение», потом выздоравливал, ему советовали покончить жизнь самоубийством, которое называлось «эндура». Во многих случаях эндура ставилась как условие «утешения». Нередко катары подвергали ей стариков или детей, принявших «утешение» (конечно, при этом самоубийство превращалось в убийство). Формы эндуры были разнообразны: чаще всего голодная смерть (в особенности для детей, которых матери переставали кормить грудью), но также кровопускания, горячие ванны, сменяющиеся резким охлаждением, напиток с истолченным стеклом, удушение. И. Доллингер, разбиравший сохранившиеся архивы инквизиции в Тулузе и Каркассоне, пишет:

«У того, кто внимательно изучит протоколы обоих вышеупомянутых судов, не останется никаких сомнений в том, что от эндуры погибло гораздо больше людей – частью добровольно, частью насильно, – чем в результате приговоров инквизиции».

Из этих общих представлений вытекали социалистические учения, распространенные среди катаров. Как элемент материального мира они отрицали собственность. «Совершенным» была запрещена индивидуальная собственность, но сообща они владели имуществом секты, часто значительным.

Еретики-катары пользовались влиянием в различных слоях общества, в том числе и в самых высших. (Так, про графа Раймонда VI Тулузского писали, что в его свите всегда присутствовали переодетые в обычное платье катары, чтобы в случае внезапной близости смерти он мог получить их благословение). Однако в основном проповедь катаров была обращена, по-видимому, к городским низам. Об этом свидетельствуют, в частности, названия разных относящихся к катарам сект: Populicani («народники») (некоторые исследователи видят здесь, впрочем, испорченное название павликиан ), Piphler (тоже от «плебс»), Texerantes (ткачи), Бедняки, Патарены (от сборщиков тряпья, символа нищих). В своей проповеди они говорили, что истинно христианская жизнь возможна лишь при общности имущества.

В 1023 году в Монтефорте катары были преданы суду по обвинению в пропаганде безбрачия и общности имущества, а также в нападках на церковные обычаи.

По-видимому, призыв к общности имущества был довольно распространен среди катаров, так как о нем упоминается в некоторых направленных против них католических произведениях. Так, в одном из них катары обвиняются в том, что этот принцип они провозглашают демагогически, сами же его не придерживаются: «У вас не все общее, одни имеют больше, другие – меньше».

Безбрачие совершенных и общее осуждение брака встречается у всех катаров. Но в ряде случаев греховным у еретиков считался только брак, но не блуд вне брака. (Надо помнить, что «не прелюбосотвори» признавалось заповедью злого бога). Тем самым эти запреты имели своей целью не столько обуздание плоти, сколько уничтожение семьи. В сочинениях современников все время встречается обвинение катаров в общности жен, «свободной» или «святой» любви.

Как принято считать в современной европейской историографии , слово «катары» применительно к представителям этого движения было впервые употреблено в 1163 году рейнландским клириком Экбертом из Шёнау.

Когда я был каноником в Бонне, то часто вместе с братской мне душой (unanimis) и другом Бертольфом спорил с ними и обращал внимание на их ошибки и методы защиты. Много вещей я узнал от тех, кто был с ними вначале, а потом ушёл… Это люди, которых у нас в Германии называют «катарами», во Фландрии «фифлами», во Франции «ткачами», потому что многие из них предпочитают это ремесло…

Экберт соединил распространённое ранее латинское название cattari (фр. catiers , то есть «котопоклонники» - из-за якобы бытовавших у еретиков ритуалов с участием кошек) с греческим καθαρος , тем самым ассоциируя их с существовавшим в эпоху раннего христианства движением новациан, именовавших себя «кафарами» (от греч. καθαροί - «чистые, неосквернившиеся») .

Термин впоследствии часто использовался в документах инквизиции, откуда перешёл в первые исторические исследования, посвящённые «альбигойской ереси». Несмотря на то, что слово «катары», по сути, было пренебрежительной кличкой, оно надолго закрепилось в качестве основного названия, наряду с «альбигойцами» . Кроме этих двух, в адрес катаров в разных местностях употреблялись также названия «манихейцы», «оригенисты», «фифлы», «публикане», «ткачи», «болгары» (фр. bougres ), «патарены».

История

Возникновение и истоки

Катаризм не являлся принципиально новым мировоззрением, возникшим в Средние века . Богословские воззрения, впоследствии характерные для катаризма, можно найти также у первых учителей христианства, испытавших влияние гностицизма и неоплатонизма (напр., Ориген Александрийский).

Первые исследователи, опиравшиеся преимущественно на антиеретические труды католических богословов, вслед за их авторами искали корни катарского вероучения в восточных влияниях, особенно в зороастризме и манихействе , проводя прямую линию происхождения катаров от Мани через павликиан и богомилов . Соответственно, катаризм считался изначально нехристианским феноменом, утвердившимся на почве европейского христианства.

В настоящее время, после открытия большого числа новых источников, эти взгляды подвергаются пересмотру. Большинство современных исследователей (Ж.Дювернуа, А.Бренон, А.Казенаве, И.Хагманн и др.) считают катаризм одним из многочисленных, однако уникальных христианских движений, выявившихся одновременно в Западной и Восточной Европе в период эпохи Тысячелетия . Это движение было представлено различными общинами , не обязательно связанными между собой и иногда различавшимися доктриной и образом жизни, но представлявшими некое единство в области структуры и обряда, как во временных рамках - между X и XV столетиями, так и в географических - между Малой Азией и Западной Европой. В Восточной Европе и Малой Азии к таким общинам относят богомилов . Богомилы Византии и Балкан, а также катары Италии, Франции и Лангедока представляли собой одну и ту же церковь .

Для катарских текстов характерно отсутствие отсылок к текстам нехристианских религий. Даже в наиболее радикальных своих положениях (напр., о дуализме или о перевоплощениях) они апеллируют только к христианским первоисточникам и апокрифам . Теология катаров оперирует теми же понятиями, что и католическая теология, «то приближаясь, то удаляясь в их толковании от генеральной линии христианства» .

Первые средневековые упоминания

Ожидания конца света, который сначала предсказывали в 1000 году , потом в 1033 году , а также очевидный кризис европейского христианства , породили в народе надежды на обновление религиозной жизни. К этому периоду относятся как реформы, санкционированные папством (см. Клюнийская реформа), так и неофициальные (еретические) попытки реализовать идеал апостольской жизни. Уже в первых монашеских хрониках эпохи Тысячелетия в одном ряду с описаниями различных бедствий появляются сообщения о «еретиках, колдунах и манихейцах».

Восточная Европа

Ранние свидетельства о богомилах в Византийской империи относятся к X-XI вв., причём богомилы в них выглядят как собратья западных еретиков, которых с XII века начинают называть катарами. Сами катары, по свидетельству западноевропейского монаха Эвервина из Штайнфельда, претендовали на то, что их традиция сохранялась с давних времен ещё их братьями в Греции, от которых воспринята и продолжается ими самими до сего дня.

Западная Европа

В самый разгар движения за духовную реформу в XI веке одновременно во многих регионах Западной Европы появляются духовные движения, организованные в монашеские общины, опирающиеся на Евангелие , отрицающие легитимность иерархии Римской церкви, ряд её догматов (напр., о человеческой природе Христа) и таинств (брак, Евхаристия). Поскольку эти движения практиковали ещё и крещение через возложение рук, характерное для катаров, историки считают их протокатарами.

Различные духовные направления XI столетия имели много общих черт. Они отказывались от крещения маленьких детей, отрицали таинство исповеди и таинство брака , которое как раз тогда вводилось папством. Они также отвергали действенность церковных таинств , если совершающий их священник находится в состоянии греха, а также критиковали культ Распятия, как орудия казни.

Другие источники того времени говорят о сожжении «публикан» в Шампани и Бургундии , «фифлов» во Фландрии , «патаренов» в Италии, и заявляют об «ужасно мерзких сектах ткачей или ариан» на Юге Франции, которых иногда называли «альбигойцами ». Есть основания считать, что все эти названия относятся к одному и тому же виду организованных христианских общин, которые господствующая Церковь называла «еретическими».

Церкви европейских катаров

Окситания и Франция

Окситанские епископства катаров XII столетия возникли на территории двух крупных феодальных образований: графа Тулузского (вассала короля Франции) и союза виконтств, расположенных между Барселоной и Тулузой и объединённых семьёй Транкавель (Каркассон, Безье, Альби и Лиму). Граф и виконты этих земель не выказывали особого рвения в преследовании ереси. В 1177 году граф Раймунд V, искренне враждебный к еретикам, писал капитулу Сито , что он не в состоянии побороть ересь, потому что её поддерживают все его вассалы. Его сын Раймунд VI ( -) был настроен к еретикам дружелюбно. Династия Транкавелей долгое время оказывала ереси ещё большее содействие. Наконец, графы де Фуа пошли ещё дальше, непосредственно вовлекаясь в катарскую церковь.

В течение нескольких поколений соотношение сил в окситанских сеньориях было в пользу катарских церквей, и это исключало любые преследования. Перед крестовым походом против альбигойцев катаризм охватил на западе территории от Кверси до Гурдона и Аженуа («Церковь Ажен»); в центре - территории Тулузэ, Лаурагэ и графства Фуа («Тулузская Церковь»), на севере - Альбижуа («Церковь Альби»), на востоке - Кабарде, Минервуа и Каркассе («Церковь Каркассона»), простираясь даже до Корбьер и к морю. В 1226 году было создано пятое епископство, в Разес (регион Лиму), которое раньше входило в «Церковь Каркассе».

Северная Италия

Документальные свидетельства о среде итальянских катаров, имеющиеся в распоряжении историков, выявляют четыре характерных особенности этой среды:

Организация церковной жизни в катарских общинах

Духовенство

Для катаризма с самого начала был характерен резкий антиклерикализм (критика так называемых «предрассудков церкви Римской» - культа святых, реликвий, изображений и т. д.). Однако, критикуя «отступничество церкви Римской», они никогда не утверждали того, что Церковь и её иерархия не нужны вообще.

Как и у католиков, в церкви катаров существовало разделение на клир и мирян . Миряне (лат. credentes , или «верующие») не должны были отрекаться от своих прежних католических привычек или привязанностей, но они признавали духовный авторитет катарских наставников (лат. perfecti , или «совершенных»).

Катарский клир соединял в себе смешанные функции священников и монахов. К нему причислялись как мужчины, так и женщины. Подобно католическим священникам, катарские совершенные проповедовали, обеспечивали ритуал спасения душ и отпущение грехов. Подобно монахам, они жили в общинах, соблюдали посты и воздержания и ритуальные часы молитв.

Так же, как и католический епископ в своей епархии, катарский епископ являлся источником священства, от его рук происходило посвящение членов общины. Крещённые (высвяченные) епископом верующие вели жизнь, посвященную Богу, и считали, что имеют власть отпускать грехи. Эта власть, как считалось, передаётся от «одних „добрых людей“ к другим». В текстах катаров она составляет суть «ордена святой Церкви». Катары считали, что их епископы передают друг другу эту традицию по прямой линии от апостолов .

Во главе каждой катарской Церкви стоял епископ и два его помощника (коадъютора) - «старший Сын» и «младший Сын», также высвяченные епископом на этот сан. После смерти епископа, «старший Сын» становился его непосредственным преемником. Территория епископства была разделена между определённым количеством диаконов : они играли посредническую роль между епископской иерархией и общинами, находящимися в деревнях и городках, которые они регулярно посещали. Сами епископы редко жили в крупных городах, предпочитая общины небольших городков. По мнению историков, такая церковная организация напоминает структуру ранней христианской Церкви.

Общины

Подобно католическим монастырям, монашеские дома катаров были местами, где проходило обучение неофитов, желавших вести религиозную жизнь. Там они на протяжении двух или трёх лет изучали катехизис и свои религиозные обязанности, после чего приносили необходимые обеты, и епископ посвящал их путём наложения рук. Церемония крещения (посвящения) была публичной, и на ней обязательно присутствовали верующие.

Проповедники и проповедницы регулярно покидали свои общины для исполнения религиозного долга, а также навещали родственников и друзей в городе или его окрестностях.

Женские и мужские общины катаров жили собственным трудом. Некоторые из этих общинных домов были подобием современных хосписов , где верующие получали духовное руководство и утешение, и обеспечивали себе - как они говорили, «счастливый конец», приносящий спасение души.

Мужские монашеские общины управлялись «старшими», женские - «приориссами» или «управительницами». Монашеские дома катаров не носили закрытого характера и часто имели при себе мануфактуры. Они были очень многочисленны в городах, активно участвуя в местной экономической и социальной жизни.

Многие жители Лангедока считали катаров «добрыми христианами, которые имеют большую силу спасать души» (из показаний перед инквизицией).

Катарские монахи следовали «Правилам справедливости и правды» и евангельским предписаниям. Они избегали убийства (в том числе убийства животных), лжи , осуждения и так далее. Всё это считалось тяжким грехом, обесценивавшим нисшедший на них Дух. Согрешивший должен был совершить покаяние и заново пройти «consolament» - таинство, название которого непосредственно происходит от общехристианского термина «Утешитель» (Параклет).

Расцвет катаризма

Монсегюр

Сами же они своей жизнью и нравами на практике демонстрировали чистоту и ригоризм апостольского способа жизни, что признавали даже их противники. Катары были сторонниками абсолютного ненасилия, отказывались лгать и клясться. Многие люди того времени, как это видно из протоколов Инквизиции воспринимали их как бедных странствующих проповедников, несущих Слово Божье. Исследования 70-х - 80-х годов XX века показывают катаризм как буквальное следование заповедям Христовым, и особенно предписаниям Нагорной проповеди . Как полагают современные исследователи , этот евангелизм являлся одним из центральных пунктов катаризма.

Тем не менее, дуалистическое христианство катаров было альтернативной религиозной конструкцией. Они не призывали к реформе клира и «возвращению к Писанию». Они заявляли о своём стремлении вернуться к чистоте Церкви апостолов, которой была не «узурпаторская Римская церковь», а их собственная, «церковь Добрых христиан».

Однако при всём своём резком критицизме в адрес института католической церкви (по их терминологии - «синагоги сатаны»), катары были не склонны к проявлению враждебности в отношении самих католиков. Существует много свидетельств о мирном общении верующих обеих религий именно в тех областях, где катаризм имел значительное влияние. Сосуществование между еретическими монахами и католическим клиром на местном уровне, как правило, происходило без столкновений. Из документов Инквизиции следует, что верующие, в своей массе, считали себя принадлежащими сразу к обеим церквям, полагая, что обе они с большей вероятностью спасут душу, чем одна.

Наоборот, там, где господствовала католическая церковь, катары нередко становились объектом преследования. Отношение к ним со стороны римских иерархов было резко нетерпимым. Местные правители, верные папе, стремились захватить их и «кого не могли оторвать от безумия, сжигали огнём».

В первые десятилетия преследования были скорее эпизодическими. Пока осуждение еретиков было делом епископских судов, Церковь колебалась в выборе методов репрессий. Вначале казни происходили по приговорам светской власти. Но постепенно соборы и понтификальные буллы подготовили почву для законотворчества Церкви в области ереси.

В конце XII века противостояние между катаризмом и католицизмом усилилось. Папство, встревоженное распространением ереси, усилило нажим, что вызвало ответное обострение критики со стороны катаров. Папа посылал цистерцианские миссии в Тулузу и Альби в 1178 и 1181 годах, но миссионеры не пользовались содействием местных правителей и практически ничего не добились от них в деле преследования ереси.

Для крестового похода против альбигойцев характерны жестокие расправы с мирным населением (Безье в 1209 году, Марманде в 1219 году), а также огромные массовые костры, где сжигали еретиков - в Минерве (140 сожжённых в 1210 году), Лаворе (400 сожжённых в 1211 году). Однако местное население, для которого война носила как религиозный, так и национально-освободительный характер, оказывало активное сопротивление крестоносцам, поддерживая своих законных графов.

В 1220 году окончательно стало ясно, что попытка насадить в Тулузе и Каркассоне католическую династию Монфоров потерпела неудачу. Общины катаров, которым крестоносцы поначалу нанесли серьёзный урон, начали постепенно восстанавливаться.

В 1226 году Людовик VIII Французский, сын Филиппа-Августа, решил восстановить себя в правах на средиземноморские графства, переданные ему Монфором, и сам возглавил французскую армию, двинув её против Раймунда Транкавеля, Раймунда VII Тулузского и их вассалов. Несмотря на ожесточённое сопротивление в некоторых регионах (особенно в Лиму и Кабарет), королевская армия завоевала Лангедок. В 1229 году граф Тулузский, покорившись, подписал мирный договор, ратифицированный в Париже.

Окончательный разгром катарского движения

Жителей Каркассона изгоняют из города во время осады войсками Симона де Монфора

В 1229 году, король окончательно выиграл войну, объявленную папой, а последний воспользовался победой короля: с этого времени Церкви была предоставлена полная свобода действий. Светские властители - защитники еретиков - согласно постановлениям Латеранского Собора 1215 года и Тулузского Собора 1229 г. были лишены земель и имущества. Общины катаров укрылись в подполье. Однако они оставались очень многочисленными. Для защиты от репрессий они организовали тайную сеть сопротивления, основанную на общественной и семейной солидарности.

В трактатах и ритуалах катаров нет никаких упоминаний, разъясняющих последовательное переселение душ из одной телесной тюрьмы в другую. Только в антикатарской полемике и показаниях перед Инквизицией содержится информация на эту тему. Однако теоретические тексты Добрых Христиан утверждают, что вопреки тому, чему учат католические клирики, Бог не создает бесконечно новые души, чтобы однажды остановить время и судить всех, в том состоянии и возрасте, в котором Он их застанет. Наоборот, определенное количество божественных душ пало в рабство тел, и теперь они должны «пробудиться» от этого мира, перед тем, как услышать призвание покинуть его и вернуться на небесную родину.

Как уже было сказано, они верили во всеобщее спасение всех божественных душ, попавших в рабство тел во время творения злого мира. Они считали, что переселяясь из тела в тело после своего падения, эти души получат опыт и возможность познания Добра, осознают свою принадлежность к иному миру, будут призваны Богом воссоединятся с Ним .

Средство Спасения, согласно катаризму, было евангельским, но при этом радикально отличным от искупительной жертвы католического Христа.

Катары считали, что, на самом деле, Сын Божий пришёл в этот мир не для того, чтобы искупить первородный грех Своей жертвой и смертью на кресте, но просто для того, чтобы напомнить людям, что их Царство не от мира сего, и научить их спасительному таинству, которое навсегда избавит их от зла и от времени. Это таинство крещения Святым Духом, Утешителем , переданное Христом Своим апостолам.

Ритуал и культ

«Благая весть» Евангелия, с точки зрения катаров, состоит в просвещении Словом Христовым, в пробуждении душ, получающих спасение через крещение путем наложения рук, о котором сказал Иоанн Креститель: «Идущий за мною сильнее меня… Он будет крестить вас Духом Святым и огнем». Христос вдохнул этот Дух в апостолов , которые передали его своим ученикам.

Таким образом, в катарской интерпретации Евангелия главное значение принадлежало Пятидесятнице , а не Страстям . Скорее всего, эта интерпретация является более архаической. И в интерпретации катарами священных текстов, и в их литургии, исследователи находят очень большое сходство с ранним христианством.

Таинство consolament, практикуемое катарами, служило одновременно и крещением , и посвящением, и причастием, поскольку одного только крещения водой было абсолютно недостаточно. Консоламентом также давалось отпущение грехов, вступление на путь покаяния, знаком власти связывать и развязывать, которым отмечена Церковь Христова. Уделяемое умирающим, это таинство представляло собой также и соборование. И, наконец, соединяя душу с духом, оно являлось как бы духовным, мистическим браком. Единственное, чего в нём не было, так это Преосуществления.

Крещение путём consolament являлось коллективной, открытой для всех публичной церемонией. В сопровождении Старшего или Приориссы неофит приходил в дом епископа, «чтобы отдаться Богу и Евангелию», перенять традицию молитвы «Отче Наш» - наиболее важной молитвы, которую следовало регулярно повторять в определенное время и определенное количество раз, а потом принять саму Книгу Писания. Далее, после долгой церемонии, епископ и все присутствующие Добрые Люди возлагали правые руки на голову неофита и произносили первые строфы Евангелия от Иоанна. Consolament для умирающих был аналогичным ритуалом: его уделяли двое Добрых Людей в присутствии семьи и друзей умирающего.

Документы показывают, что Добрые Христиане часто присутствовали за столом верующих. В начале каждой трапезы - исключительно вегетарианской - старшие из Добрых Мужчин или Добрых Женщин благословляли хлеб, преломляли его и раздавали всем присутствующим. Этот ритуал, наблюдаемый уже с эпохи Тысячелетия, заменял им евхаристию. Они делали это в память о Тайной Вечере, но не считали, что едят Тело Христово, когда преломляют хлеб; для них эти слова из Евангелия символизировали Слово Божье, которое распространяется по миру.

Если какой-нибудь верующий встречал Доброго Мужчину или Добрую Женщину, то приветствовал их тройной просьбой о благословении, или, на окситан, melhorier и трижды простирался перед ними в поклоне.

Под конец всякой ритуальной церемонии Христиане и верующие обменивались поцелуем мира, мужчины между собой, а женщины - между собой. Ригористические обеты целомудрия фактически запрещали катарским монахам любые физические контакты с лицами противоположного пола.

Оценка исторического значения катаризма

Долгое время в исторической литературе, как в значительной части отечественной, так и зарубежной, оценка исторической роли катарского движения была однозначно негативной, хотя в советской традиции, например, в БСЭ , прослеживалась тенденция к положительной оценке катаризма как движения сопротивления диктату средневекового папства , которое крайне негативно оценивалось в СССР. Главным источником, на который опирались исследователи, были опровергающие эту средневековую ересь трактаты - антиеретические Суммы, составленные теологами XIII столетия. Катаризм рассматривался как антицерковное, во многом варварское еретическое учение, угрожавшее пошатнуть позиции христианства в Европе. С 80-х годов ХХ в. после работ оксфордского историка Роберта Мура наметился пересмотр отношения к катаризму. Сегодня большинство западных исследователей катаризма склоняется к более позитивной точке зрения. По их версии, катары с их учением о любви и неприятием насилия, были попыткой европейского общества вернуться к истокам христианства (предвосхитив тем самым Реформацию Лютера) и тем самым создать альтернативу католицизму, переживавшему глубокий кризис.

С этой же позиции оценивается значение других крупных религиозных движений Средневековья, предшествовавших Реформации - вальденсов , бегинов и т. п. Однако именно катаризм считается наиболее длительной и успешной из таких попыток. Силовое подавление этой попытки, принявшее характер опустошительной войны и последовавших жестоких репрессий, расценивается как один из первых в истории Европы прецедентов торжества тоталитарной идеологии.

Современная историографическая дискуссия по поводу катаризма

До 1950 года изучение этого вопроса находилось под исключительным влиянием теологов. Это обстоятельство привело к разногласиям в оценке происхождения катаризма. Одни исследователи (в их числе Л. П. Карсавин и автор одной из первых крупных монографий по истории Инквизиции Генри Ли) считают катаризм «неоманихейством», пришедшим на Запад с нехристианского Востока: «Существо догмы катаров совершенно чуждо христианству» . Эту позицию разделяют и некоторые современные исследователи . Однако разработка архивов Инквизиции привела к пересмотру господствующего среди историков мнения.

Катаризм - это одна из религий, которая формировала человеческое сознание, укрепляла сердца и вдохновляла огромное количество людей, от Малой Азии до Атлантического Океана, принять решение посвятить себя Богу, в период по меньшей мере, с X по XV век.... Он является одной из форм христианства и опирается - даже если мы сочтем это искажением - на Слово и обряд, который мы сами впитали с молоком матери.

Эти исследователи подчёркивают многочисленные общие черты, присущие как катаризму, так и в целом европейской культуре в XI-XII столетиях. Наиболее серьёзный вклад в опровержение «традиционного» видения этой ереси как ветви восточного манихейства внес Жан Дювернуа. В его книге «Религия катаров» впервые, благодаря изучению полного собрания различных типов документов был проведен исчерпывающий анализ исторических данных средневекового религиозного феномена, называемого катаризмом. Автор пришёл к выводу об исключительно христианском контексте катаризма, и с тех пор этот вывод является господствующим в среде современных историков .

Терминология катаров

Adoremus См. Молитвы

Adoratio Термин из инквизиторского словаря, презрительное обозначение ритуала просьбы о благословении, называемый катарами melhorament или melhorier. Акцентируя внимание на жесте коленопреклонения, которым сопровождался этот обряд, Инквизиция пыталась высмеять эту практику, называя её обрядом «почитания» верующими еретиков.

Albanenses Так называли итальянские доминиканцы членов катарской Церкви Децензано (возле озера Гарда), предположительно основанной епископом по имени Альбанус, который в конце столетия спорил с другим катарским епископом по имени Гаратус. В XIII веке последователи Альбануса исповедовали так называемый абсолютный дуализм епископа Беллесманцы и его Старшего Сына Джованни де Луджио, автора «Книги о двух началах», тоже ставшего епископом около 1250 года.

Apareilement или Aparelhament Окситанское слово, обозначающее «приготовление» и представляющее собой церемонию коллективного покаяния, наподобие монашеской исповеди. Эта исповедь проводилась ежемесячно диаконами в мужских и женских монашеских общинах катаров. Эта церемония, называемая также servici, детально описана в Лионском Ритуале катаров. Для тех, кто хочет узнать больше, рекомендуется «La religion des cathares» Jean Duvernoy, в двух томах.

Caretas или Поцелуй мира Известная по катарским ритуалам практика, означающая «примирение, прощение» является распространенной в Средневековье христианской практикой. Поцелуй мира завершал литургические церемонии катаров. Свидетельства перед Инквизицией подробно описывают этот ритуал, говоря о «поцелуе в лицо» или даже «в губы»: «Этим поцелуем Совершенные дарят нам мир, целуя два раза в губы, затем мы целуем их два раза таким же образом.» Цитата из «Le dossier de Montsegur: interrogatoires d’inquisition 1242-1247». Показания Жордана де Перейль. Между Добрыми Мужчинами и Добрыми Женцинами, которым Правила запрещали прикасаться друг к другу, поцелуй происходил через посредство Книги Евангелия.

Consolamentum или Consolament Единственное таинство, практикуемое катарами и называемое ими «святым крещением Иисуса Христа». Речь шла о духовном крещении (в противоположность «водному крещению» Иоанна). Оно осуществлялось наложением рук, согласно обряду, схожему с раннехристианским (без материальных составляющих вроде воды и елея). Его ещё называли крещением Святого Духа- Утешителя, дополняющему крещение водой и сошедшего на Апостолов во время Пятидесятницы. Для катаров это крещение, совершаемое истинной христианской Церковью, имело также значение покаяния, поскольку оно смывало грехи и спасало душу. Оно совершалось над неофитами и означало их вступление в христианскую жизнь (орден), а для верующих - спасение души и счастливый конец (соборование). Литургические слова и жесты этого обряда подробнейшим образом описаны в трех катарских Ритуалах, дошедших до нас, как и в протоколах Инквизиции. «… Теперь, желая стать совершенным, я обретаю Бога и Евангелие, и обещаю никогда больше не есть ни мяса, ни яиц, ни сыра, ни жирной пищи за исключением растительного масла и рыб, до конца своей жизни больше не клясться и не лгать, и не отрекаться от веры под страхом огня, воды или другого способа умереть. После того, как я пообещал все это, я прочитал Pater Noster … Когда я сказал молитву, совершенные возложили Книгу мне на голову, и прочитали Евангелие от Иоанна. По окончании чтения они дали мне Книгу для поцелуя, затем мы обменялись „поцелуем мира“. Затем они молились Богу, делая много коленопреклонений.» Цитата из « Документов Монсегюра: свидетельства инквизиции 1242-1247» Записано со слов Гийома Тарью де ла Гальоль.

Convenenza Окситанское слово, означающее «соглашение, договор». Во времена войны и преследований, начиная с осады Монсегюра , Convenenza стала договором между Добрым Человеком и верующим, позволяющим принять Consolamentum, даже в том случае, если человек потерял дар речи. Жордан дю Ма был ранен и получил утешение "у барбакана, который был возле машины. Туда пришли Добрые Люди Раймунд де Сен-Мартин и Пьер Сирвен, которые дали раненому утешение, хотя он уже утратил возможность говорить…"Цитата из « Документов Монсегюра: свидетельства инквизиции 1242-1247» Записано со слов Азалаис, вдовы Альзю де Массабрак.

Endura Окситанское слово, означающее «пост ». Инквизиторы XIV века употребляли его, пытаясь обвинить последних Добрых Людей в поощрении самоубийств у верующих, которые получили утешение на ложе смерти, но выжили. Однако исследователи считают, что это было неверной интерпретацией ритуальных постов на хлебе и воде, которые новокрещенные должны были соблюдать, согласно Правилам. Существует только несколько примеров голодовок, предпринимаемых Добрыми Людьми, пойманными Инквизицией, которые отказывались от воды и пищи, чтобы не говорить на допросах, потому что инквизиторы предпочитали сжечь их живыми.

Melhorament или melioramentum Окситанское слово, означающее «стремление к лучшему». Приветствие Доброго Человека верующим, представляемое инквизиторами как поклонение. Встречая Доброго Мужчину или Добрую Женщину, верующий становился на колени и трижды простирался перед ними, говоря: «Добрый Христианин (Добрая Христианка), прошу благословения Божьего и Вашего.» На третий раз он добавлял: «И молитесь за меня Богу, чтобы Он сделал из меня Доброго Христианина и привел к счастливому концу». Монах или монахиня отвечали на это: «Прими благословение Божье», а потом: «Мы будем молиться за Вас Богу, чтобы Он соделал из Вас Доброго Христианина и привел к счастливому концу».

Отче Наш или Святое Слово, фундаментальная молитва Христиан у катаров. Они говорили её ежедневно во время Часов, во время уделения Consolament, перед едой итд. Их версия не отличалась от католической кроме одного слова: вместо «хлеб наш насущный» они говорили «хлеб наш присносущий» - вариант, восходящий к переводу Св. Иеронима и акцентирующий на символическом значении хлеба, означавшего Слово Божье. Кроме того, они использовали греческую доксологию «Ибо Твое есть Царствие, и сила, и слава, во веки веков», на которую основывали свою веру во всеобщее спасение.

Бедные католики Катары были не единственными, восстававшими против клира, который накапливал богатства вопреки словам евангелистов. Дюран Уэска был первым создателем Ордена Бедных Католиков. После Собора в Памье в 1207 г., встретившись лично со святым Домиником, Дюран Уэска таким образом помог появлению Ордена Бедных Католиков. Они построили в 1212 г. два монастыря для братьев и для сестер в Эльне (Руссильон). Главная задача ордена состояла в том, чтобы постоянно проповедовать, подобно Совершенным жить в бедности, молиться и спать на голых досках… Дюран Уэска на сегодняшний день известен по сражениям с еретиками, а в особенности своим трудом «Liber contra Manicheos».

Верующие Согласно Эвервину де Стейнфельду, в середине XII века, в Рейнских землях, верующие представляли собой средний этап между простыми верными (или слушателями) и еретическим клиром христиан или избранных. Путем возложения рук верующий становился неофитом . В Лангедоке XIII века Инквизиция уже различает только простых «верующих в еретиков», то есть людей, слушающих науку еретиков. Фактически верующие представляли собой массу верных, которые «верят в то, что говорят еретики и считают, что еретики могут спасти их души», - говорится в реестрах Инквизиции. В начале 14 столетия Пьер Отье определял верующего как человека, ритуально приветствуюшего Добрых Людей и просящего их благословения.

Грааль В средневековых романах Грааль ассоциируется с чашей, в которую была собрана кровь Иисуса и которую привез в Западную Европу Иосиф Аримафейский . Она стала объектом мистических поисков рыцарей Круглого Стола в таких произведениях, как: « Сказание о Граале» Кретьена де Труа , « Персиваль » Вольфрама фон Эшенбаха и прочих Этот миф о Граале, основанный на кельтской мифологии , использовали цистерианские проповедники. Между легендами о Граале и катаризмом с первого взгляда нет видимой и косвенной связи. Книга немецкого ученого Отто Рана «Крестоносцы против Грааля» (изданная в 1933 г.) впервые поставила этот вопрос на рассмотрение. В книге Жерара де Седа «Тайна катаров» приводятся все-таки имевшие место доказательства подобной связи.

Грехи Как и во всех монотеистических религиях , грех является нарушением человеком божественного закона. Для Христиан катаров этот божественный закон являлся четкими предписаниями и заповедями Евангелия: грехами для них были убийство, прелюбодеяние , насилие, ложь, кража, злословие, клятва, осуждение… Любой из этих грехов означал для Христианина, то есть для катарского монаха, немедленную утрату христианского состояния. «Освобожденный от зла» через крещение покаянием, Consolament, и получивший благодать, Христианин у катаров не должен был грешить, потому что зло не могло больше действовать через него. Добрый Человек, который солгал, убил, поклялся или сознательно прикоснулся к женщине, должен был пройти через повторное крещение и повторное послушничество.

Две Церкви Пьер Отье и его товарищи проповедовали Евангелие ещё более ясно и аргументировано, чем их предшественники. Жестоко преследуемые, они ассоциировали себя с Христом и Его апостолами, которых мир преследовал до них, и называли Римскую Церковь-преследовательницу злобной и лживо христианской. Перекликаясь с рейнскими еретиками 1143 года, Пьер Отье проповедовал: «Есть две Церкви, одна гонима, но прощает, а другая владеет и сдирает шкуру». Каждый в то время понимал, какая есть Церковь Христова, а какая - от мира сего.

Джованни де Луджио Упоминается с 1230 года как Старший Сын катарского епископа Церкви Децензано. Возможно родом из Бергамо. Он является одним из наиболее ученых клириков своего времени. Он написал теологический катарский трактат, известный под названием «Книга о двух началах», от которого до нас дошёл только сокращенный вариант. Эта книга прежде всего была написана против тезисов катарского иерарха Дидье из Церкви Конкореццо и является вершиной катарской теологической рефлексии относительно проблемы зла . Трактат Джованни де Луджио написан по всем правилам средневековой схоластики середины XIII века. Он стал епископом Церкви Децензано около 1250 года, но через несколько десятилетий исчезает из документов, возможно став жертвой репрессий 1270-х годов в Италии.

Диаконы В катарской Церкви диакон являлся первой ступенью иерархии. Диаконы катаров должны были посещать религиозные дома для администрирования и дисциплинарных совещаний на определенных территориях внутри каждой Церкви. Диаконы также проводили церемонию коллективной исповеди и покаяния в мужских и женских религиозных домах. Религиозные дома, где жили сами диаконы, играли роль странноприимных домов. Все диаконы у катаров были мужчинами, нет источников, которые указывают на существование диаконисс.

Дом (монашеский) Монахи и монахини у катаров жили в небольших женских и мужских общинах в религиозных домах, напоминающих католические монастыри , но со свободным входом и выходом. Там они занимались физическим трудом и совместно практиковали ритуалы и таинства. Некоторые из этих домов служили также гостиницами, больницами или хосписами; некоторые имели специфические функции школ или семинарий. Таких монашеских домов, открытых для посещения, было множество в маленьких городках Лангедока . Большинство из них состояло всего из нескольких человек, иногда членов одной и той же семьи. Вдовы, замужние женщины, родившие многих детей, девушки-бесприданницы, - одним словом, все те, кто решил посвятить себя Богу и достичь спасения в качестве Добрых Женщин - жили в общинах, отнюдь не изолированных от мира, вместе со своими сестрами, матерями, тётями, иногда в том же доме, где жили остальные родственники, а иногда в соседнем доме.

Епископы катаров Общины у катаров управлялись получившими посвящение епископами на манер ранней Церкви. Как и католические епископы, они имели право посвящения вступивших в христианскую общину в их Церкви или епископства. Как епископы в Православной Церкви , они также были монахами. Первые еретические епископы упоминаются в Рейнских землях между 1135 и 1145 гг. Под конец 12 столетия уже известен епископ Церкви Франции, Ломбардии и четыре епископства Лангедока . Над епископами не было никакой централизованной власти наподобие папской, все Церкви были поместными.

Крещение Таинство , которое во всех христианских Церквях обозначает вступление в христианскую жизнь. В ранней христианской Церкви крещение означало также покаяние и отпущение грехов . Акт крещения тогда был двойным: водой (путем погружения) и Духом (путем возложения рук). Позже, Римская Церковь разделила два эти обряда, оставив название крещения за крещением водой, и сохранив возложение рук для посвящения епископов. В то же время значение крещения водой сузилось до смывания первородного греха , и все чаще стало совершаться над маленькими детьми. В катарских ритуалах Consolament, возложение рук, все время называется крещением: « Святое крещение Иисуса Христа», или «духовное крещение Иисуса Христа». Катары по-видимому сохранили черты крещения, характерного для ранней Церкви: руки возлагали только на взрослых, которые осознавали происходящее, и просили отпустить им грехи. Для них это было единственное истинное крещение, потому что крещение водой или «крещение Иоанново», совершаемое в Римской Церкви было с их точки зрения недостаточным для спасения. Кроме того, они считали, что только их крещение «основано на Писании».

Кладбища Катары не придавали никакого значения сакрализации тела и не верили в воскрешение в телах. Потому у них не было никаких особенных обрядов захоронения. Если обстоятельства позволяли, то умерших в ереси хоронили, как и всех остальных, на обычных приходских кладбищах. Если же местный священник запрещал это делать, то катарская община имела собственное кладбище, как например в Лордате или Пюилоране. Во времена подполья умерших хоронили где придется: в саду, на берегу реки итд. Инквизиция часто эксгумировала эти трупы и сжигала их.

Младший Сын и Старший Сын Впервые эти иерархические церковные степени упоминаются в Лангедоке в 1178 г. Старший Сын и Младший Сын - это коадъюторы катарских епископов. Они сразу же получали епископское посвящение и их функции можно было приравнять к епископским. Потому после смерти епископа, Старший Сын становился епископом, а Младший Сын - Старшим Сыном. Тогда выбирали и посвящали нового Младшего Сына. Далее иерархия катаров состоялда из диаконов, и самой нижней ступенью были Старшие и Приориссы (руководители и руководительницы мужских и женских религиозных домов).

Молитвы Как и все христианские монахи, Добрые Люди всю жизнь произносили молитвы в определенные часы. Прежде всего, это Benedicite (Benedicite, parcite nobis, Благослови и помилуй нас), Adoremus (Adoremus Patrem et Filium et Spiritum Sanctum,Amen - Поклонимся Отцу и Сыну и Святому Духу, Аминь). Далее, это фундаментальная молитва катаров, «Отче Наш », которой Христос научил Апостолов . Простые верующие, ещё не освобожденные от зла, не обращались к Богу непосредственно с этой молитвой, но их просьба о благословении во время ритуала Melhorament и была молитвой. Но Как следует из «Реестра Инквизиции Жака Фурнье», (том 2, стр. 461-462, в XIV веке верующие произносили следующую молитву: «Отче Святый, Боже правый добрых духом, Ты, который никогда не лгал, не обманывал, не сомневался и не ошибался. Из страха смерти, которая всех нас ожидает, мы просим Тебя, не дай нам умереть в мире чужом Богу, ибо мы не от мира, и мир не для нас, но дай нам узнать то, что Ты знаешь, и полюбить то, что Ты любишь…»

Облеченные в Святой Дух Термины hereticus indutus, heretica induta («облеченный еретик»)очень часто используются в архивах Инквизиции для обозначения катарских монахов, чтобы отличить их от простых верующих. Возможно, это происходит от того, что до преследований Добрые Люди носили специальные черные или темные монашеские одежды. Но верующие часто называли Добрых Людей «облеченными в Святой Дух».

Обеты Три монашеских обета, которые произносили катары, это: целомудрие , бедность и послушание. Это общие для всего христианства обеты, основанные на предписаниях Евангелия. Также к этому добавлялись обеты общинной жизни и воздержания, обет соблюдать монастырские часы («литургические часы»). Практически вступление в христианскую жизнь означало для катаров полное посвящение, самоотдачу.

Пентаграмма Геометрическая фигура в виде пятиугольника, в которую вписана пятиконечная звезда. Эзотерики ХХ столетия безосновательно ищут в ней катарскую символику.

Пчела Катары носили на пряжках и пуговицах гравировку пчелы, для Совершенных она символизировала тайну оплодотворения без физического контакта.

Рыба Как и все христианские монахи, которые жили в постах и воздержании, катары воздерживались от мяса, но не по определенным дням, а вообще, за исключением рыбы.

Семья (брак) Как и многие еретики XI-XII столетий, катары отвергали таинство брака , очень поздно введенного Церковью Римской (11 век), не желая смешивать божественное таинство и чисто материальный и социальный акт. Зачатие и рождение само по себе, без таинства, согласно христианской терминологии, является «телесным грехом». Катары говорили, что «познать телесно свою жену, как и другую женщину - это один и тот же грех». Они также считали, что эмбрионы в утробе - это просто тела, то есть сформированные дьяволом телесные оболочки, не имеющие ещё души. С другой стороны, рождение детей, согласно системе катаризма, было необходимым для «пробуждения мира», для того, чтобы души могли после смерти вселяться в другие тела и обретать новый шанс на спасение, пока все падшие ангелы не смогут наконец вернуться в Царствие. Некоторые доминиканские инквизиторы распространяли слухи, что катары могли бы привести человечество к исчезновению, запрещая рождение детей. Однако только катарские монахи и монахини принимали обеты абсолютного целомудрия , а их верующие женились (в том числе заключали браки в католической церкви) и заводили семьи. Они имели многочисленных детей, как и их католические соседи. Известны случаи, когда браки заключались между катарскими верующими через посредничество Доброго Человека, но без всякого таинства, только в качестве взаимного соглашения. Катары не считали девственность большой ценностью. Большинство из них становились монахами и монахинями в зрелом возрасте, после того, как они уже завели семью и поставили детей на ноги. Вступая в религиозную жизнь, часто одновременно, они освобождали друг друга от супружеских обетов. Истинным браком, о котором упоминается в Евангелии, («что Господь соединил, человек пусть не разлучает»), для катаров был духовный брак души и Духа, происходящий во время Consolament, воссоединяющий небесное творение, разорванное после падения.

Смерть С точки зрения катаров, физическая смерть тела была признаком дьявольской природы этого мира. В целом это вписывалось в их идею о преходящем характере всего видимого и служило доказательством того, что злой творец неспособен создать ничто «стабильное и непреходящее». Смерть была злом и происходила от зла, Бог ни в коем случае не может наказывать ею или посылать на смерть. Именно поэтому катары отвергали учение об искупительной жертве Христа. Добрые Люди осуждали как убийства, так и смертную казнь. Наоборот, они давали обеты мужественно встретить мученическую смерть по примеру Христа и

После этого Старейшина рассказывал верующему о догматах катарской религии, о том, какими обязательствами он будет связан до конца своей жизни, и читал Pater Noster, объясняя каждую строку этой молитвы, которую готовящийся к вступлению должен был за ним повторять. Затем верующий торжественно отрекался от католической веры, в которой пребывал с самого детства, обещал, что отныне не прикоснется ни к мясу, ни к яйцам, ни к какой-либо другой пище животного происхождения, будет воздерживаться от плотских утех, никогда не солжет, никогда не произнесет клятвы и никогда не отречется от катарской веры. Затем он должен был произнести такие слова: «Я получаю эту святую молитву от Бога, от вас и от Церкви», а затем громко и внятно объявить, что хочет принять крещение. После этого он совершал melioramentum (трижды преклонял колени и просил благословения) перед Старейшиной и просил Бога простить ему все, в чем он согрешил мыслью, делом или упущением. Тогда присутствующие при этом добрые люди (совершенные) хором произносили формулу отпущения грехов: «Именем Господним, нашим и именем Церкви да будут отпущены тебе твои грехи». И, наконец, наступала торжественная минута совершения обряда, который должен был сделать верующего совершенным: Старейшина брал Евангелие и возлагал его на голову нового члена Церкви, а сверху он и его помощники возлагали каждый свою правую руку и молили Бога о том, чтобы на этого человека снизошел Святой Дух, между тем как все собравшиеся вслух читали Pater Noster и другие подобающие случаю катарские молитвы. Затем Старейшина читал семнадцать первых стихов Евангелия от Иоанна, снова произносил, на этот раз один, Pater Noster , и новый совершенный получал от него, а затем от других совершенных поцелуй мира, который он затем передавал тому из собравшихся, кто стоял к нему ближе всех, а тот передавал поцелуй соседу, и так, от одного к другому, этот поцелуй обходил всех собравшихся .

«Утешенный», сделавшийся отныне совершенным, облачался в черную одежду, означавшую его новое состояние, передавал все свое имущество в дар катарской общине и начинал вести бродячую жизнь милосердного проповедника по примеру Иисуса и его апостолов. Городской диакон или катарский епископ провинции должен был выбрать для него среди других совершенных спутника, который именовался socius (или socia , если речь шла о женщине), с которым ему, окруженному почитанием и поклонением крестьян, горожан и знати, предстояло отныне делить свою жизнь, свои труды и невзгоды.

Крестовый поход против катаров, так называемый «альбигойский крестовый поход», на самом деле был предлогом, выдуманным Филиппом Августом для того, чтобы захватить земли графа Раймонда VI Тулузского, то есть собственно тулузское графство и относившиеся к нему владения, такие как виконтства Безье и Альби, с единственной целью: расширить территорию французского королевства. Не помешает сказать здесь несколько слов об этом человеке. Он родился в 1156 году и умер в 1222 году в Тулузе, женат был пять раз, его жены - Эрмессинда де Пеле (скончалась в 1176 г.), Беатриса, сестра виконта Безье (на ней он женился до 1193 г.), Бургинда де Аузиньян (свадьба состоялась в 1193 г.)» Жанна, сестра Ричарда Львиное Сердце (она принесла ему в приданое Ажене) и, наконец, в 1211 году он взял в жены Элеонору, сестру арагонского короля.

Раймонд VI, граф Тулузский и Сен-Жиля, герцог Нарбоннский и маркиз Прованса, стал преемником отца, Раймонда V, в 1194 году. Заключенный им выгодный договор положил конец войне, которую последний вел с английскими Плантагенетами (с Генрихом II, затем с его сыном, Ричардом Львиное Сердце), у которых он отобрал Керси. В 1198 году он объединился с шурином, Ричардом Львиное Сердце, и несколькими крупными вассалами против Филиппа Августа; в последующие годы он то и дело вступал в вооруженные конфликты с разными сеньорами юга. Когда же Раймонд VI не был при оружии и не воевал, он держал блестящий двор, куда стекались трубадуры, и проявлял участие к катарам, которые, пользуясь его покровительством, обосновались на его землях. В 1205 или 1206 году граф, напуганный действиями папы Иннокентия III, который уговаривал Филиппа Августа начать крестовый поход против этих еретиков (то есть на его, Раймонда, землях), пообещал папскому легату Пьеру де Кастельно, о котором мы поговорим позже, что не потерпит долее катаров в своих владениях; однако обещания своего он так и не сдержал, и в дальнейшем мы увидим, каким образом миссия Пьера де Кастельно, папского легата, завершится страшным альбигойским крестовым походом.

Эти краткие сведения позволяют нам наметить два следующих обстоятельства, которые, в свою очередь, помогут нам понять смысл этой недостойной религиозной войны: 1) могущество Раймонда VI, графа Тулузского, чьи владения были почти столь же обширны и богаты, что и владения его сюзерена, короля Франции, и то, что он, кроме всего прочего, доводился шурином Ричарду Львиное Сердце (с ним он, как мы уже говорили, объединился против Филиппа Августа, который приходился графу дальней родней), делали его естественным противником короля; 2) свобода его нравов и расположение к катарам, о чем всем было известно, делали графа Раймонда VI и врагом Бога (а стало быть, папы Иннокентия III), что в 1207 году привело к его отлучению от Церкви по решению Пьера де Кастельно, подтвержденному папой в мае следующего года.

Вследствие всего этого граф Раймонд VI как для папы, так и для французского короля был человеком, с которым следовало разделаться. Крестовый поход против катаров предоставил для этого предлог и обоснование преступления, поскольку еретиков было полным-полно как в графстве Тулузском, так и по всей Окситании. Пьер де Во-де-Серне, ожесточенно преследовавший катаров с единственным оружием - крепким гусиным пером в руке, объясняет это нам с нескрываемой пристрастностью, но живо и ярко, а попутно дает и некоторые драгоценные сведения, на которые мы будем обращать внимание читателя по ходу дела:

«Заметим для начала, что он [граф Раймонд VI ], можно сказать, с колыбели любил еретиков и благоволил им, тех же, кто жил на его землях, он почитал, как только мог . До нынешнего дня [до 1209 года; убийство папского легата, ставшее поводом для крестового похода, произошло в 1208 году ], как рассказывают, повсюду, куда ни отправится, он ведет с собой еретиков, одетых в обычное платье, для того чтобы, если ему придется умереть, он мог бы умереть у них на руках: в самом деле, ему представлялось, что он может быть спасен без всякого покаяния, если на смертном одре сможет принять от них наложение рук . Он всегда носил при себе и Новый Завет для того, чтобы, в случае необходимости, получить от еретиков наложение рук с этой книгой. [...] Граф Тулузский, и это нам доподлинно известно, однажды сказал еретикам, что хотел бы растить своего сына [будущего Раймонда VII] в Тулузе, среди еретиков, чтобы он воспитывался в их вере . Граф Тулузский однажды сказал еретикам, что охотно дал бы сто серебряных монет за то, чтобы обратить в веру еретиков одного из своих рыцарей, которого часто уговаривал перейти в эту веру, заставляя его слушать проповеди . Кроме того, когда еретики присылали ему подарки иди съестные припасы, он принимал все это с живейшей благодарностью и сохранял с величайшей заботой: он не позволял к ним притрагиваться никому, кроме него самого и нескольких его приближенных. И очень часто, как узнали мы с большой достоверностью, он даже поклонялся еретикам, преклоняя колени, и просил у них благословения , и давал им поцелуй мира. [...] Однажды граф находился в церкви, где служили обедню: его сопровождал мим, который, по обычаю шутов такого рода, насмехался над людьми, кривляясь и делая притворные движения. Когда священник повернулся к толпе со словами «Dominus vobiscum » , мерзкий граф велел своему гистриону передразнивать священника и насмехаться над ним. В другой раз этот самый граф сказал еще, что предпочел бы походить на некоего опасного еретика из Кастра, в епархии Альби, у которого не было ни рук, ни ног, и жил он в нищете, чем быть королем или императором ».

((АИ, 16))

Эти последние слова графа Тулузского, возможно, и верны, но они нисколько не свидетельствуют о «мерзости» Раймонда VI - они скорее служат доказательством того, что этот правитель, каким бы распутником он ни был, способен был восхищаться, а то и завидовал почти мистической чистоте веры совершенных, обреченных взойти на костры, которые ему, может быть, когда-нибудь придется для них зажечь. И в самом деле, катарам не потребовалось и двух веков на то, чтобы в конце концов создать в Окситании, и главным образом в тулузском графстве, Церковь, прочно укоренившуюся во всех его округах и во всех его городах, и Церковь эта не была ни тайной, ни подпольной и находила приверженцев как среди деревенского простонародья, так и среди горожан, и среди членов ее, а также сочувствующих ей, были могущественные бароны и знатные вельможи Лангедока.

Впрочем, катарское учение было не единственной ересью Лангедока. В самом деле, Пьер де Во-де-Серне сообщает нам о существовании христианской секты, зародившейся на юге Франции около 1170 года и начавшейся с проповедей некоего Пьера Вальдо, богатого лионского купца, отказавшегося от всего нажитого ради того, чтобы призывать к возвращению к изначальной этике Евангелия; его последователей называли вальденсами, образуя это название от имени основателя секты.

«Эти люди, несомненно, были дурными, - пишет он, - но если сравнить их с катарскими еретиками, они были куда менее испорченными. В самом деле, во многих вопросах они были с нами согласны, а в других расходились. Их заблуждение относилось главным образом к четырем положениям: они должны были, подобно апостолам, носить сандалии, говорили, что ни в каком случае нельзя ни давать клятвы, ни убивать, и утверждали, что любой из них может, в случае необходимости и при условии, что носит сандалии, совершать таинство евхаристии, даже если этот человек не был священнослужителем и не был рукоположен епископом».

((АИ, там же))

Вальденсы подвергались гонениям со стороны Рима, в 1487 году против них был начат крестовый поход, но им удалось уцелеть и найти приют в альпийских деревнях Пьемонта, Савойи и Люберона. Когда их снова начали преследовать в XVII веке (при Людовике XIV), они примкнули к кальвинистской реформированной Церкви. Уточним, что вальденсы не имели никакого отношения к катарам: в частности, они никогда не поддерживали никаких манихейских теорий.

Примечания:

В русских текстах упоминается также под названием «История альбигойцев». (Примеч. переводчика.)

Histoire albigeoise , Paris, J.Vrin, 1951.

Chanson de la Croisade albigeoise , adaptation de Henri Gougaud, Paris, LGF, 1989.

Речь идет о территории, соответствующей тому, что римляне называли «Нарбоннской Галлией»: ее северная граница шла по приблизительной дуге от Лозанны до Тулузы, а южная граница (средиземноморская, затем пиренейская) - от Ниццы до Нарбонна; две трети этой территории составляло Тулузское графство, с востока на запад окруженное графством Арманьяк, виконтством Безье, графством Фуа и графством Жеводан.

Это и в самом деле очень краткие сведения; для того, чтобы составить представление: современный перевод хроники Пьера де Воде-Серне насчитывает 235 страниц, из которых только семь посвящены описанию ереси и поведения еретиков, а остальные 228 - собственно крестовому походу.

Различные церковные соборы, которым пришлось говорить о катарской ереси, не уставали обличать «тайные собрания, на которые сходились еретики»; то, что собрания были тайными, представлялось им «дьявольским».

«Катарский требник» был переведен французским лингвистом и диалектологом Леоном Кледа; мы цитируем его по сокращенному варианту этого перевода, предложенному Зоей Ольденбург в книге «Костер Монсегюра» («Le Bûcher de Montségur», Paris, Gallimard, 1959). См. также Приложение I наст. соч.

«Отче наш». (Примеч. переводчика.)

Главный катарский обряд, по-французски его называли «baptême spirituel» - «духовное крещение». См. Приложение I.

Бертран де Сессак был опекуном виконта Раймонда-Роже де Безье; в 1194 году он в присутствии епископа Безье обязался изгнать катаров из виконтства.

Здесь и далее - все стихотворные фрагменты «Песни о крестовом походе против альбигойцев» приведены в переводе со староокситанского Елены Морозовой и Игоря Белавина. Цит. по: «Новая юность», 2000, № 5 (44), сс. 160-191 и Ж. Брюнель-Лабришон и К. Дюамель-Амадо «Повседневная жизнь во времена трубадуров XII- XIII века». М, «Молодая гвардия», «Палимпсест», 2003, с. 377-386. (Примеч. переводчика.)

Благослови и помилуй нас (лат.). (Примеч. переводчика.)

Ритуальное приветствие, с которым следовало обращаться к совершенным: оно состояло в том, чтобы трижды склониться перед тем совершенным, к которому обращался верующий, трижды преклонить колени и сказать ему: «Молитесь за меня Богу, чтобы он сделал меня добрым христианином и даровал праведную кончину». Тогда совершенный благословлял верующего со словами: «Господь да содеет тебя добрым христианином и дарует тебе праведную кончину».

«При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе.

И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились;

И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.

И исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать». (Деяния Апостолов, 2, 1-4.)

Если в число совершенных вступала женщина, обряд поцелуя мира заменяли символическим жестом: старейшина или его помощник притрагивался к плечу новой совершенной Евангелием и касался своим локтем ее локтя.

Картулярий Магелона, маленькой деревушки коммуны Вильнев-ле-Магелон в Эро, близ Фронтиньяна, датируемый 1209 годом, содержит (не исчерпывающий) список из двадцати шести названий местностей в окрестностях Тулузы, где были замечены «еретики» (катары): Авиньон, Арифа, Базьеж, Верфей, Гроле, Кадален, Караман, Кастельнодари, Кастельсарразен, Каюзак, Ланта, Марсель, Монмор, Монтегю, Монтобан, Монтобрен, Монтескье, Монферран, Орьяк, Рабастан, Сенегаст, Сен-Мартен-Лагепи, Сен-Мартен-ла-Ланд, Сен-Поль-Кап-де-Жу, Сен-Феликс, Сестероль.

Больше всего катары боялись умереть внезапно, в состоянии греха, не успев получить consolamentum , - этот обряд может исполнить лишь совершенный (см. выше).

Это побочное наблюдение дает основания предполагать, что в Тулузе, скорее всего, было множество катарских домов.

Замечание такого рода, исходящее от столь серьезного летописца, каким был Пьер де Во-де-Серне, не носит клеветнического характера: оно напоминает нам о том, что в тулузском графстве, а скорее всего и во всей Окситании не велась «охота на ведьм».

Это последнее замечание сомнительно: мы плохо представляем себе такого вельможу, каким был граф Тулузский, постоянно окруженного свитой, сопровождаемого капелланом, а то и епископом, преклоняющим колени перед совершенным!

Господь с вами (лат.).

Пьер де Во-де-Серне грубо истолковывает замечание графа Тулузского; на самом деле поведение добрых людей, скитавшихся по дорогам тулузского графства и отказавшихся от всего - семьи, богатства, уюта и даже безопасности - ради того, чтобы жить в своей вере, внушало уважение, и даже их противники - к примеру, папа или святой Доминик - восхваляли их самоотверженность. Еще более достоверно нам известно, что за те десять лет, что длился крестовый поход, сотни, а может быть, и тысячи катаров были убиты или сожжены, но приводятся лишь три или четыре примера отречения; нам понятно, какое восхищение могли вызывать эти люди даже у тех, кто не признавал их мировоззрения - именно в таком смысле следует истолковывать восхищенное замечание Раймонда VI Тулузского.